— Удивительное дело: десять лет назад разговоры о религиозной доминанте в рок-культуре вызывали только скепсис, а теперь это настоящая реальность. Ты сам, Глеб, Кинчев, Шевчук. Русский рок стал "православным", стал им, так сказать, явочным порядком. Но этот переворот люди как бы и не заметили.
— На эти вещи наложено табу. Сегодня все независимые рок-станции и рок-программы — все они убиты, все распределено и очень жестко контролируется. Но если найдется или частное лицо, или, может быть, к Путину стоит обратиться, в конце концов, чтобы было такое радио, где передавали исключительно "русский православный рок", или просто музыку, которая не вписывается в этот "радостный поток" — это имело бы смысл...
— Этот шквал "позитивной музыки" — часть культурной войны против нас...
— Да, идет война, идет война за души молодежи, за души детей. Обрати внимание: все, начиная с рекламы и кончая фильмами и клипами, радио, музыкой, — все рассчитано на детей. Везде идет противопоставление, поданное чисто по-американски: юный такой пацан, хипхопер, в широких штанах, слушает музыку — и его родители, злые, толстые, которые его не любят и не понимают. Для чего? Для того, чтобы ребенок проецировал это на себя и уже автоматически отрицал весь культурный опыт, накопленный Россией, отрицал все наше прошлое. Во времена комиссаров церкви взрывали под оптимистические марши, теперь нечто подобное происходит под рэп... При этом можно даже не разрушать церкви — достаточно воспитать пофигистическое отношение ко всему, что есть на свете, в том числе и к вере... И эта работа ведется очень успешно. Мне вот часто говорят, что сегодня много людей приходят к церкви, я последнюю Пасху встречал в церкви, в сельской церкви... Там много коттеджей, живут достаточно много людей. Так вот, люди, пришедшие на пасхальную службу, запросто курили на территории церкви, а пьяные подростки сгрудились вокруг меня, когда я стоял на службе, и громко обсуждали, брать у меня автограф или нет. И когда я вышел из церкви, они, вместо крестного хода, толпой побежали за мной...
— А как твой сын? Он тоже поддался влиянию этой пропаганды и видит своего отца "толстым и противным"?
— Толстым и противным — может быть... Но папины песни он знает наизусть. Ему четыре года, но папины песни он слушает. Еще он слушает наши старые детские сказки, смотрит исключительно советские мультфильмы. Это, конечно, мелочи, но это милые мелочи, созданные для детей и для взрослых тоже.
— Хорошо, если дети начинают жизнь в нашем русском сказочном мире...
— В этом есть большой смысл. Сказка — это единственное во взрослом человеке, что связывает его с детством и что может его привести к вере. Мне кажется, что если человек в детстве не верил в Деда Мороза, то потом он никогда не сможет поверить в Иисуса Христа.
— Почему?
— Не знаю. Такое у меня внутреннее ощущение. Человек, который не верил в Деда Мороза, который точно знал, откуда рождаются дети, — это человек мира сего. И только чудо может заставить его сойти с этих накатанных рельс...
— Ты пробовал сочинять сказки?
— Весь альбом "Ураган" — он весь сказочный... Там даже есть песня — "Во сне у сумасшедшей сказки". К сожалению, я не достиг той стадии оптимизма, чтобы писать добрые сказки. У меня это почему-то не получается. Мои сказки всегда с печальным концом. Впрочем, мне очень нравится Гофман, у которого сказок совсем мрачных и сказок с добрым концом — примерно половина на половину. "Золотой горшок", "Мастер-блоха", "Крошка Цахес"... Но мрачные сказки сочинять легче...
— В этих, как ты говоришь, "мрачных сказках", отчетливо ощущается и мотив возмездия...
— Альбом "Майн Кайф" практически весь посвящен вопросу о том, насколько оправдана месть, как это чувство рождается в человеке. С другой стороны, как бы трезво все ни анализировать, сделать это до конца объективно все-таки очень тяжело. Мы сами подвержены этому чувству, и тяжело в себе воспитать смирение.
— Несколько неожиданный вопрос, но, кажется, в тему: что ты испытывал, когда войска НАТО напали на Югославию?