Газета Завтра 361 (44 2000)

…Выйдя из машины, батюшка, окруженный плотным кольцом людей, сразу же направился исповедывать монашествующих. Пробиться к нему было невозможно. Знакомый священник посоветовал сходить помолиться Преподобному Сергию. Мы пошли. В полумраке древнего храма непрерывно звучали песнопения. Длинная цепочка паломников, извиваясь, неспешно шествовала к раке Преподобного. Вступив в промежуток меж северной стеной и столпом, я увидел мужчину, прислонившегося лбом к огромной иконе. Это был образ "Нерукотворного Спаса". Как и предшественник, я приложился лбом к иконе и стал просить. В какое-то мгновение почувствовал, как мое сознание куда-то провалилось и мои просьбы и слова понеслись в это открывшееся пространство… Вечером этого же дня мое странное состояние было объяснено: давший нам приют человек рассказал предание о том, как во время осады Лавры поляками находящуюся на южном столпе икону Святителя Николая пробило пушечное ядро, которое потом так и не смогли найти — оно улетело в мир иной.

И вот мы снова у дверей комнатки, где принимает батюшка. Помещение невелико и всюду люди. Тесно. Кое-где слышится чтение молитв, кое-где — перебранки. Жара. Василий приуныл. "Не горюй, — говорю, — вот в Иерусалиме на схождении Благодатного Огня людям так приходилось стоять по семнадцать часов. Мы же еще с тобою только три часа стоим". Поворачиваю голову в другую сторону и… даже мурашки пробежали. Рядом со мною стоит православная полячка-послушница, та самая, с которой я бок о бок стоял три года назад в Храме Гроба Господня на схождении Благодатного Огня. Вместе с ней тогда была еще польская православная монахиня Дарья. Я их навсегда запомнил за непоколебимое терпение, с которым они сносили и беснования румын, и фашистские ухватки израильской полиции. Не сразу, но вспомнила меня: "Вы нам про Новый Иерусалим рассказывали" — "Было такое дело!" Раз встретились — то и тут достоин. А сам подумал, что эта встреча, наверное, к большому терпению. Послушница попала в келью к батюшке. Нас же с Василием монах-келейник с зоркими глазами отсек и на этот раз. Прошлым днем Василию удалось-таки передать батюшке на ознакомление наши бумаги, но келейник заподозрил крамолу и решительно пресекал все попытки общения с духовником. То же повторилось и на следующее утро. На чтение псалтыри и акафистов не было больше сил, наступало какое-то опустошение…

Пошел третий день нашего пребывания в Лавре. Я стоял в отдалении от двери комнаты, где принимал духовник, без всякой надежды. Открылась дверь, келейник вперился в меня через головы впередистоящих. "Заходите. Кратко излагайте суть вашего дела".

Батюшка принимал сидя. На нем была зеленая епитрахиль. От него исходили абсолютные мир и тишина. Не верилось, что эти полузакрытые спокойные глаза видели некогда ужас уличных Сталинградских боев, а осторожные руки полстолетия назад сжимали земное оружие. Опускаюсь на колени и словами, не раз отшлифованными в сознании, рассказываю о происходящем, завершая: "Благословите обратиться к Патриарху". Тихо и скорбно как-то батюшка говорит: "Да, я прочел. Конечно, обращайтесь. Вам отдать ваши бумаги?" — "Нет, батюшка, у нас есть". Благословляет. Встаю с колен и натыкаюсь на пронзительный взгляд стоящего в трех шагах келейника. "Эх, проморгал я тебя, пожалел я тебя. Настоятель будет недоволен", — говорит мне этот взгляд. "Да, проморгал, спаси тебя Бог", — думаю, и вслух: "Прости ради Христа.” — "Бог простит".

Выходим с Василием в Лаврский двор. Множество людей — завтра преставление Преподобного Сергия. Вдруг Василий кладет поясной поклон и подходит к старому монаху со впалыми щеками и начинает рассказывать о материалах (тех самых, которые мы привозили), о том, что мы все это будем публиковать, о письме к Святейшему и благословении, полученном от духовников. "Да, да, мы знаем. Беда, беда. Поднять бы Россию против этого дела. Помоги вам Бог…" — благословляет. Его выцветшие глаза ласково смотрят на нас. Когда он отошел от нас, я спросил Василия: "Кто это, что ты так с ним смело обо всем говоришь?" — "А это батюшкин духовник, — ответил Василий. — Он и так все знает. Он присутствовал на том совете духовников, когда впервые обсуждались обнаруженные духовные последствия у людей, принявших предвестие печати".

Перед отъездом из Лавры удалось еще раз поговорить с польской послушницей. Окончила она учебу в Варшаве и отец нашел хорошее место. Но она, отпросившись на три дня в Россию, находится тут уже три месяца — ищет себе монастырь с хорошим духовником. "А что у вас в Польше нет, что ли, православных женских монастырей?", — спрашиваю. — "Я в такие монастыри не хочу. У нас там очень сильная "эйкумена". — "Вот выдадут тебе обрезанные кирзовые сапоги и будешь в картошке мерзлой ковыряться…", — шучу я. — "Ничего, зато тут благодать", — улыбается полячка. Случалось мне от многих, бывших в Польше, слышать, что в сравнении с нашей непролазной действительностью эта ухоженная, цивилизованная страна представляет рай. А передо мной стоял человек, который из этого "рая" сбежал...