Теперь о резкости телеграмм. Шолохов много натерпелся от клеветников, завистников, рапповских наставников. Но не меньше терзала его "ортодоксальная" критика. На словах — восхищение талантом реалиста, знатока жизни, художника, а в конкретном анализе — подмена шолоховской правды совсем другой. По характеру он принадлежал к тому типу людей, которые не принимают восхвалений. Но вот если добирались до убеждений, в этом случае никаких никому уступок...
В статьях и книгах о нем Шолохов обнаруживал вульгаризаторские извращения, упрощенчество и антиисторизм, зыбкость научной основы. Долгие годы молчал. Но когда увидел, что ложные убеждения одерживают верх, он больше молчать не мог.
СЛАБЫЕ СТОРОНЫ
работ Якименко объяснимы. Он наскоро, копируя во многом предшественников, написал кандидатскую диссертацию. За эту же работу начал добиваться докторской степени. И, вопреки положениям, как-то сумел добиться. Не уточняя выводов, он занялся тем, что усиленно издавал и переиздавал одно и то же в разных объемах — полном и сокращенном. Это стало его главным делом. С оппонентами, которые советовали не гнаться за тиражами и количеством листов, а уточнить выводы, он грубо разделывался и в печати, и на разных совещаниях, писательских форумах, дошел до того, что в "Вопросах литературы" обвинил серьезного ученого А.Бритикова в "своеобразном мародерстве", а В.Петелина — в заимствовании из его текстов (1969, 8, 80). О чем думал редактор журнала В.Озеров, допустивший такое непотребство, — неизвестно. Клевета, разносы, шельмование стали приметами его стиля. Он возомнил себя непогрешимым теоретиком. Никто так крикливо не декламировал о методологии, научности, вывернности суждений и никто так скоро не забывал об этом, как именно он."Только владея обширным арсеналом марксистско-ленинской методологии, мы можем верно оценить сущность того, что мы называем литературным процессом". ("Ленинское наследие и современная литература", 1971, 260). Таких фраз у него десятки. На деле же никаким "арсеналом" он не владел.
Опасным было то, что он объявил себя монополистом шолоховской темы. Это как бы его приусадебный участок. Он здесь "управляющий".
Необходимо сказать и о групповщине. По мере того, как все больше обнаружилось отставание Якименко от нового уровня исследований, его все выше возносил круг друзей. Он платил им теми же комплиментами. В.Озеров не уставал хвалить Якименко, Якименко — Озерова. Ю.Суровцев восторгался каждым словом Якименко — тот отвечал взаимностью. Друг друга превозносили за ум, находчивость выражений. С повышенной признательностью цитировали друг друга. Читаешь, бывало, статьи, рецензии — поражаешься, как отработан механизм, до какой беззастенчивости доходит дело.
В "Вопросах литературы" можно было найти такое. Вот статья Озерова — "Глубина обобщения, четкость методологии". Первым в ней назван Якименко. И в том же номере статья Якименко "Научность, объективность, принципиальность" — о самом редакторе журнала (1966, 6). Статья значится в "КЛЭ" — библиографическом указателе об Озерове. Таких случаев хоть отбавляй.
Самореклама, упоение славой, положением по должности, высокомерие, хвастливость, взаимная комплиментарность стали до такой степени открытыми и привычными, что сами авторы нисколько не ощущали неловкости.
В.Озеров должен бы знать, какие провалы обнаружены исследователями в работах Якименко, но он смотрел на это с изящным небрежением: книга Якименко о Шолохове находится, уверяет он, в ряду "получивших общественное признание". ("Новый мир", 1971, 6, 240). Не слишком ли это размашисто и безответственно для редактора научного литературного журнала?
Все это делалось под знаком борьбы за партийность, реализацию постановления ЦК о критике, которое было использовано как рычаг для возвышения одних и опрокидывания других по групповым соображениям. Учреждали для себя прокурорские должности, а оппонентов делали безгласными. Вполне понятно, почему В.Литвинов получил в 1981 году за свой опус "Михаил Шолохов" премию от Союза писателей СССР. А Якименко был выдвинут на Государственную, но не прошел. Комитет по премиям избежал опасной ошибки.
В шолоховедении вводился, если использовать традиционное определение, аракчеевский режим. Возвращусь к приведенным фактам.
...Форум критиков. В Центральном доме литераторов заполнены все места в зале. Оратор критикует "Русскую литературу". Прошу слово для разъяснения. Не получаю. Подхожу к Г.Маркову. Объясняет:
— В таком случае придется предоставлять слово и всем другим, кого критиковали.
В перерыве подходит ко мне ректор Литинститута В.Пименов.
— Георгий Мокеевич просит отговорить вас от выступления. Да и зачем? Шолохов на вашей стороне. Это главное...
Уговорил. Тон был очень добродушный, а всего недавно вызывал на личную беседу и давал знать, что нельзя сотруднику такого вуза утверждать ересь.
Был разговор и с главным редактором "Правды" В.Г.Афанасьевым, показал шолоховскую телеграмму. Ответил:
— Да, вопрос серьезный. Выясню. Поговорю с М.В.Зимяниным.
Затем — по телефону: