"Ночью, когда город спал и притихли хрипы и рокоты стройки, на разьезд по путям, среди красных и синих огней, прошел осторожный состав. Остановились в тупике длинные белые вагоны. По насыпи, хрустя щебнем, пробежали солдаты, тускло светя автоматами. Бригада дорожников, направляя лучи фонарей на колеса и сцепки, прошла в хвост состава. Медленно, без свистков, постукивая на стрелках, подкатил маневренный тепловоз. Схватил хвостовой вагон, отломил от состава, повлек по плавной дуге в сторону станции.
Белый вагон, призрачно вспыхивая под прожекторами, словно брусок льда, двигался вдоль котлованов, свайных полей, застывших самосвалов и кранов. Железнодорожник с красным флажком бежал перед тепловозом по шпалам, оглядывал стыки, пропускал вагон под тяжелые своды станции.
Прожекторы освещали вагон, и он в своей белизне, окруженный угрюмым бетоном, казался мраморным, драгоценным. У охранников, попадавших в лучи, вспыхивала вороненая сталь.
Стена вагона раздвинулась, гидравлика выдавила платформу. В отсеках, как серебряный столовый набор, лежали стержни урана, длинные, тонкие, в металлических оболочках, переливались в лучах. И на каждом, как капельки крови, краснела маркировка.
Тихо, беззвучно соскользнули вниз стальные струны подъемника. Крюк мерцал, как блесна. Цеплялся за стержень, поддевал за кольцо. Тонкая блестящая рыбина, вздрагивая, уходила ввысь. И казалось, с нее отекают и падают капли голубоватого света.
Погрузка закончилась, погасла в высоте белизна, потухли прожекторы. Без свистов, слабо похрустывая на стыках, тепловоз увлек лишенный начинки вагон. И станция, начиненная топливом, готовая к пуску, темнела, как сырая гора, бросая в моросящее небо, в черную озерную воду, в соседние поля туманное ртутное зарево..."