Газета Завтра 372 (3 2001)

НИКИТА СЛУШАЛ Лешу и едва сдерживался, чтобы не сказать: туман все равно рассеется когда-нибудь, и зимовка на Вайгаче сгорела, и нельзя спастись памятью о том, чего давно нет. Но спросил он о другом: "А остальные где?" Леша, даже не удивившись, что немой вдруг заговорил, будто после его рассказа так и должно быть, горестно опустил голову: "Не знаю даже, живы или нет… Зато того западенца я встретил, на рынке, он торгует в Москве, там теперь много украинцев… На Украине, говорят, хуже нашего живут. Как тебя зовут-то?.. Хорошее имя, наше, русское. Так вот, Никита, не поверишь, обрадовался я ему, как родному, и он мне тоже. Виновато руками развел: "Что делать-то, семья у меня…" Я его не осудил. Расстались мы, как старые товарищи… Раньше мне часто снилось, будто я снова зимую с ребятами на Вайгаче. Проснусь, и такое счастье в душе: "Поет морзянка за стеной веселым дискантом, кругом снега — хоть сотни верст исколеси…" Хорошая была песня. А теперь и сон этот больше не снится… и песня не поется…"

Леша надолго замолчал, будто бы все пять романов закончились, и на лице его было написано даже некоторое удивление: неужели я все свои романы уже рассказал. Чтобы подбодрить Лешу, Никита поддержал разговор: "И мне раньше снилось, что я снова на корабле с ребятами по морю иду. С Валеркой Грохотовым, с Васькой Горобцом, с Костей Арсентьевым. Валерку все любовно звали Грохотулей, Ваську — Горобчиком, Костю — Арсюшей…. Да вся команда у нас была замечательная… Весь день потом пелось: "Не туристы мы, но на пристани мы подолгу стоим, воздух Родины — он особенный, не надышишься им. Эй, сколько видано, эй, перевидано…" А потом тоже перестал этот сон сниться".

Леша понимающе подытожил: "Закончились, братишка, наши с тобой зимовки?" Но Никита спокойно возразил: "Да нет, у меня другая зимовка началась… Нескончаемая, которую ни огонь не берет, ни червь не точит… и никакая власть, даже самая демократическая, ее отменить не сможет…" Леша догадался, куда он клонит: "Понятно, к Богу ты пришел — дальше деваться некуда, только в петлю разве… Никита, хоть верь, хошь нет, а я ведь тоже в монастырь сюда приезжал — в петлю-то как-то не хочется пока, туда всегда успеть можно. Думал, руки у меня растут откуда надо, так, может, в монастыре сгожусь, бабы мне все опостылели — все какое-нибудь г… прилипнет. Пришел в монастырь, ждал-ждал наместника всю службу, а он с одним полчаса проговорил, потом с другим, потом покойника привезли — он его отпел. Потом какая-то бабенка к нему под руку макушку подставила — и снова на полчаса. Я все жду. Потом терпение лопнуло: что я хуже всех людей на свете, что ли? Подступил к нему и прямо: "Батюшка, я хочу к вам в послушники". А он мне: "Ты сначала протрезвись, потом приходи, поговорим". Пошел я по улицам бродить туда-сюда, упарился, сердце на части разрывается, ну и выпил маленько. Вернулся в монастырь, а наместник опять мне от ворот поворот. Разве так можно? Священник должен каждую душу чувствовать…"

Никита, которому Леша нравился все больше (он уже откуда-то знал, что мужик этот не пропадает), рассмеялся от души и даже хлопнул его по ноге: "Эх ты, а еще говоришь, что ты тертый калач, что все Севера прошел... Наместник-то испытывал тебя. Монаху самое главное — терпеть надо уметь, других слушаться, а ты… Правильно он тебя в монастырь не взял, ты бы там и трех дней не выдержал и братию бы только зря в искушение ввел. Но не печалься, я тебе подскажу верное средство. Я пообщался в первый раз с отцом-наместником навроде тебя. С женой тоже разругался, загулял с горя, приехал, мол, хочу в монахи. А он меня таким же макаром. Один день, второй, а у меня ни копейки не осталось. Не то что выпить, поесть не на что. Ну я ему сказал про свое плачевное положение, а он смеется: "Ты же здоровый мужик. Пошел бы грибов, ягод набрал, чем по улицам зря шататься". Я даже обиделся, что он понять не может: "У меня душа на части разрывается, а вы мне про грибы да ягоды…" Но деваться некуда, пошел в лес, набрал целлофановый кулек волнушек. После службы подошел к наместнику после всех. Он взял кулек и говорит как ни в чем не бывало: "Вот это другое дело. В монахи тебе незачем — тебя жена уже дома заждалась (так потом и оказалось), но денька четыре трудником при монастыре поживи… работы у нас непочатый край".

Леша неожиданно тоже развеселился: "Да я ему столько грибов наломаю, что всю братию до лета прокормит, я ведь на Севере мешками грибы собирал. Спасибо, браток, на добром слове, не иначе, как сам Бог тебя мне послал, а то я уже не знал, куда деваться… Знаешь, поеду-ка я обратно в монастырь. Как думаешь? Зачем откладывать на завтра, что можно сделать сегодня, тем более, что завтра… можно и не проснуться. Правильно я говорю, братишка?"

Никита согласно кивнул, но добавил: "Леша, ты учти, в монастыре житье не мед: спать будешь не больше пяти часов, на службе каждый день по нескольку часов надо отстоять, а все оставшееся время работать, хозяйство там — будь здоров…"