— Пусть ругает. Я ее не боюсь, — с вызовом ответила Кира и уронила младенца на пол.
— Ой! Головка разбилась. Кровь из ушей! — заревела пуще прежнего уже в голос.
Земфира Варваровна, не открывая глаз, рявкнула:
— Смирно! Отставить! Не сметь, поганка!
Кира испуганно притихла, а Аня вежливо объяснила:
— Ваше превосходительство, у Кирочки суицидальное настроение, но она больше не будет.
— Ах, не будет?! — Земфира Варваровна распахнула безумные, яростные очи. — Я вот сейчас встану и так ей врежу, шизофреничке, поганые мозги на стену брызнут.
Но выполнить угрозу ей было не так-то просто: за ночь у нее сильно опухали ноги, становились, как две посинелые тумбы. Аня перебралась к ней и начала умело массировать ступни и раздувшиеся икры. Земфира Варваровна примиренно заворчала:
— Ты хорошая девочка, а Кирка — сволочь. Зачем нам каждое утро ее представление? Придавить сучку — и дело с концом.
— Вы не понимаете, — плаксиво отозвалась Кира. — У меня душа горюет по невинно убиенным.
— Мозги у тебя набекрень, тварь. Ничего, скоро я их вправлю. А ну подай тапочки!
Вдвоем они кое-как подняли супругу президента с кровати, обрядили в халат и подвели к двери. Аня робко постучала, и через некоторое время улыбающийся, ясноглазый медбрат Володя проводил их в туалет, расположенный в конце коридора. Володя был хороший медбрат, не озорник. Пока они оправлялись, наблюдал за ними, покуривая сигарету, и сделал лишь одно замечание:
— Поаккуратнее, девочки, а то заставлю вылизывать.
На что Земфира Варваровна отозвалась довольно резко, хотя и вполголоса:
— Распоясался плебс. Придется звонить в ФБР.
ВОЛОДЯ ОТВЕЛ ИХ ОБРАТНО В ПАЛАТУ
и, едва они по очереди умылись у раковины, прикатил на тележке завтрак: по тарелке ячневой каши с маслом, брусок творога один на троих, чай в жестяных кружках и хлеб в плетеной корзиночке. Сверх того каждой досталось по крохотному кусочку яблочного мармелада. Кормили в психушке хорошо, жаловаться не на что. Правда, весь мармелад и добрую половину творога сразу съела Земфира Варваровна, но Кира и Аня не возражали, хотя им тоже хотелось сладенького. Чай по утрам давали без сахара, считалось, что он каким-то образом нейтрализует воздействие анаболиков.— Мой Славик был сластена, — мечтательно припомнила Кира. — Когда я ему бок проткнула, у него из ротика выскочила шоколадка.
— Заткнись, шиза, — с набитым ртом прошамкала Земфира Варваровна. — Иначе за себя не ручаюсь.
Чтобы подольститься, Кира отдала ей половину своей каши.
— Кушайте на здоровье, ваше превосходительство.
— А ты чего? Святым духом питаешься?
— Мне пища не впрок, — и, оглянувшись на дверь, заговорщически добавила: — Попробую себя голодом уморить. Только не выдавайте меня.
— Ну все, — пробасила Земфира Варваровна. — Ты, шиза, меня достала.
С этими словами обрушила на безумную голову самоубийцы пудовый кулачище. Кира полетела с табуретки на пол, при этом зацепила каталку: на пол посыпались тарелки и кружки с чаем. На шум прибежал медбрат Володя и мигом навел порядок: опоясал резиновой дубинкой всех троих, причем первой почему-то досталось Ане.
— Добей, товарищ! — воззвала с пола Кира. — Сделай милость, стань орудием Божиим.
Земфира Варваровна, потирая ушибленное плечо, злобно прошипела:
— Ничего, парень, в пенсионном списке будешь на первой странице.
По всей вероятности, у нее начиналось перевоплощение в Ирину Хакамаду. Володя добродушно заметил:
— Что же вы, девочки, никак не угомонитесь. Пожили бы смирно. Уж немного осталось.
Через час пришел на утренний обход Лева Кубрик в сопровождении медбрата Коляны. Женщины еще не опомнились после утренних побоев, дулись друг на дружку и выглядели, как три курицы на насесте. Доктор подсел к Ане, привычно ее растелешил, подергал за соски, похлопал по пузу.
— Что, красотка, электричество не помогает, да? Буянить начала? Будем готовить к операции.
— Как угодно, сударь.
— Дело не во мне. Моя воля — хоть завтра ступай домой. Но ведь опять начнешь палить в кого попало. Признавайся, начнешь? Зудит в головенке-то?
Аня попыталась догадаться, какого он ждет ответа. Это важно. Если ответишь правильно, отстанет.
— Зачем мне домой, — улыбнулась она блаженно. — Лучше уж операция.
Доктор обернулся к Коляне, бычку лет двадцати пяти, который жадно пожирал ее глазами.
— Видишь, Коленька, порчуниум трилениум. Эффект перевернутого сознания. Классический случай. Ей теперь хоть кол на голове теши, все будет делать себе во вред. В некоем высшем философском смысле перед нами продукт окончательного вырождения хомо сапиенса. Молодец, Аня. Так держать. Сегодня решим, когда тебя долбить.
ДОКТОР ПЕРЕМЕСТИЛСЯ К ЗЕМФИРЕ ВАРВАРОВНЕ,
но тут натолкнулся на стойкое интеллектуальное сопротивление.