Газета Завтра 384 (15 2001)

НАПРЯЖЕННО ЗАСТЫВШИЙ НА РУЛЕЖНОЙ ДОРОЖКЕ самолет. Сверкающая прозрачной синевой бесконечная бездна неба. Серый бетон рулежек, снег, пробивающиеся пятна прошлогодней жухлой травы. Четыре винта вращаются, кажется, с бешеной скоростью, но это лишь обороты холостого хода. Самолет Ил-38 едва вздрагивает, как жеребец перед скачкой, хоть машине уже больше двадцати лет. По меркам самолетов такого типа — немало. “Ил”, нависший над взлеткой, скорее принадлежит к возрасту старше среднего. Стареют машины иначе, чем люди. Старение конструкции и аппаратуры, износ узлов — все это сглаживается усилиями техников. И морщины пролегают не на борту самолета, а на лицах пилотов и техников. Ил-38 — одна из старейших модификаций, до сих пор состоящих на вооруженииВМФ, он ровесник гражданского Ил-18. Но за десятки лет илюшинский противолодочник разбился только один из всех, поступающих на вооружение флотов, и то по вине экипажа. Надежность и экономичность Ил-38, скорее всего, позволят ему простоять в строю еще много лет.

Все системы опробованы, мы ждем освобождения ВПП. Сегодня первый день полетов после почти месячного перерыва. Завезли горючку. Сегодня и еще три дня все летчики будут летать. Выполнять боевые задачи, подтверждать квалификацию. Сам командующий морской авиацией ВМФ России генерал-лейтенант Федин сегодня на базе…

ВПП сейчас занята — садится Ан-26 и на заходе на посадку еще два Л-39 — маленькие и юркие учебно-боевые машины. Радиообмен, короткий, но напряженный, сухие фразы летчиков, повторяющих в десятый раз одно и то же. Наушники, надетые на каждого, скрипуче бормочут про воздух, температуру, боковой ветер, характер покрытия ВПП.

Наконец, у нас перед носом пронесся Ан-26. Оставляя черные следы шасси на серой бетонке, самолет, разведавший погоду и обстановку в районе полетов, приземлился и помчался по бетонке, сверкая огнями, быстро уменьшаясь в размерах. Через два километра ВПП “Ан” повернул налево, и отсвечивая слабыми отблесками, стал заруливать на стоянку, откуда мы несколько минут назад отрулили. Аэродром, как гигантская спираль, по которой против часовой стрелки — сегодня ветер слева — постоянно перемещаются самолеты: одни, разгоняясь по бетонным виткам, уносятся вдаль, другие садятся. В центре серой бетонной паутины — командно-диспетчерский пункт. На КДП несколько офицеров застыли перед круглыми зелеными мониторами. На мониторах вся обстановка вокруг аэродрома, все самолеты, движущиеся по спиралям-коробочкам и в дальней зоне. Сегодня, когда на базе полеты, от слаженности и четкости действий диспетчеров зависит очень многое.

Взлет разрешен.

Сразу круто повернули налево, и перед носом вытянулась к горизонту взлетно-посадочная полоса. Звериным рыком взвыли двигатели, пропеллеры обезумели от невиданной силы тяги. “Ил” понесся по бетону, и все вокруг слилось в сумасшедшую вереницу проносящихся мимо борта самолетов, застывших на аэродроме, зданий. Наконец, самолет поднял нос к небу, тряска прекратилась. Желтая от прошлогодней травы земля отшатнулась вниз, пригнулись быстро уменьшившиеся деревья. И земля вдруг стала калейдоскопом уменьшающихся и множимых высотой квадратов разных цветов. Там зеленые поляны, коричневые пахоты, серые еловые леса и синие озера, болота, покрытые льдом.

Температура —4 градуса, влажность 62 процента, высота полета птиц 600 метров, видимость 10. Радиообмен становится интенсивней, когда мы выходим на высоту больше километра. Здесь уже температура почти 10 градусов холода, сильный боковой ветер. Вокруг самолета все видно на десятки километров вперед. В ясном небе ни облачка. Виден серыми дымами труб Псков, сетка дорог, лесные массивы и озера. Пояс озер вокруг увенчан, как бриллиантом, бело-синим "камнем" на северо-западе — там ледяным пятном на фоне синего неба выделяются Чудское озеро и темное пятно острова посередине. Поднимаемся выше. Облаков нет, но горизонт теряется, уже трудно без приборов определить дальность до какого-нибудь озерца у самого горизонта. Может, двести километров до нее, а может, пятьдесят. Спросить штурмана не решишься, озадачив досужим вопросом. Перед штурманом крутят огнями приборы, меняются тетрадные листки с какими-то стрелками и цифрами. Карандаш уже к часу полету иступится, линии в тетради станут жирными, и штурман станет ножиком торопливо точить свой "Кохинор", стряхивая желтые стружки карандаша, и вновь быстро заносить на бумагу свои цифры и коды.

Летим на пяти тысячах метрах — это наш эшелон.

Полет должен быть удачным. Ведь все приметы, призванные обеспечить успех полета, соблюдены. Никто из экипажа не дал мне интервью, не согласился фотографироваться. По тем же суеверным, но священным обычаям, не подпустили к борту замполита.