Газета Завтра 387 (18 2001)

Завязкой всей истории стала моя поездка в Брянск. Когда-то, в небеспричинно хаемом сегодня прошлом, из Брянска до Москвы ходил известный всем "колбасный поезд". Гонять по батон "докторской" в Москву, конечно, было не весьма комфортно. Хотя надо отметить, что у населения было и на проезд, и на тот самый "дефицит".

Теперь в Брянске колбас этих — завались. Причем ценой они дешевле, качеством же даже лучше, чем московские. Я, не большой любитель колбасы, в один присест сожрал ее там грамм шестьсот. Еще отменней в Брянске водка — на почках сирени, мать-и-мачехи и даже на женьшене.

Всю выпивку и лучшие колбасы там выпускает одна фирма, основанная еще аж в 1901 году. С ее богатой и поучительной историей мне в силу причин как раз и пришлось познакомиться. Но интересно, что при нынешней свободе слова опубликовать похвальную статью о предприятии, достойном этого, в газете невозможно. Коммерческая цензура, строже всякой прошлой, всякий позитив воспринимает как заказной и пропускает только за деньги. Такие, каких в принципе не может быть у не ворующих в левый карман производителей. Порочный круг: хочешь прославиться в благих делах — воруй. А честным впрямь — хвалы, полезные в конечном счет всей стране, уже не светят.

Другое дело — криминал, скандал. Такой фактуры на том предприятии хватало тоже. В пору лихого передела собственности его главу, руководившего с успехом 29 лет, но не пошедшего на воровство, сместили через принудительное акционирование. За ним быстро сменилось несколько прохвостов, сколотивших себе состояния на махинациях со лжеэкспортом продукции. Один прохвост даже построил себе небольшой дворец в Австрии, куда и удрал жить.

Ловить ворюг не стали, а экономические санкции вкатили всему коллективу предприятия, работавшему честно: полмиллиарда нынешних рублей. В пересчете на душу — по 250 тысяч с каждой трудовой души. И ни одна душа из 2 тысяч трудяг не пикнула. За 4 года они, затянув пупы, весь долг в казну внесли. Но только предприятие вернулось в прибыль, как из-под нынешнего главы, поднявшего всю фирму, стали тянуть кресло — ради нового отсоса. Ну грех не дернуть еще раз таких трудаков!

Когда же я им предложил хоть написать статью об этом, они зашикали: молчи, не подставляй нас! Рабская косточка сыграла — и я подумал о кипевших в Москве словопрениях вокруг НТВ и свободы слова. В стране, разбитой на воров и на рабов, никакой свободы слова быть не может, кто бы — Гусинский, Березовский, Йордан, Тернер — ни держал наши независимые СМИ. И грянувший на Брянщине колбасный рай не сильно осчастливил его покорное неагрессивно большинство. Колбаса для многих обнищавших и обобранных стала еще дальше, чем была когда-то в расположенной в шести часах езды на поезде Москве.

СИРЕНЕВЫЙ ТУМАН

Но это все о рабстве больше фигуральном, не прямом. С прямым я волей случая столкнулся в лоб как раз в том поезде, бывшем колбасном, Брянск-Москва. Хотя жуткую его мету смог разглядеть во всей красе лишь сутки спустя.

Из Брянска этот поезд уходил за две минуты до полуночи. За предыдущий вечер я хорошо отведал не только ароматной колбасы — и вкусной брянской водки тоже. Билет же взял в плацкарте — чтобы не платить втрое за всего шестичасовой сон в купе.

На боковых местах напротив меня ехали четыре девчонки. Две совсем юные — прямо напротив моей верхней полки; в отсеке наискось — две лет уже по 25. Старшие разгадывали все кроссворды; зеленые же просто, как казалось, маялись со скукоты. Одна из них отличалась симпатичным личиком и уже на загляденье вызревшими формами. Я в легкой эйфории своего подпития нет-нет да поглядывал на юную красотку, жалея, что по возрасту гожусь уж ей в отцы. И скоро понял, что и она мое внимание во всяком случае заметила.

Между тем компания кативших с нами молодых ребят залипла тоже на смазливую девчонку — и они принялись расхаживать мимо нее в попытке завязать контакт. Но стоило кому-то из них с ней заговорить, как одна из старших спутниц, ядовито-черного окраса, все видя из-за своего кроссворда, сурово обрывала молодца: "Оставь в покое девушку!" И в ее тоне была какая-то такая властно-остужающая нотка, что молодняк довольно быстро сдался и сошел с дистанции.

И когда тот странно спаянный девичник стал собираться спать, я, подсобив красотке разложить ее верхнюю полку, отпустил ей какую-то по ходу дела шутку. Она мне втихаря что-то ответила — и я в итоге лег на своей полке головой в ее сторону. Что нам позволило под самым носом строгой надзирательницы завести запретный, потому особо сладкий, под раскат вагона, разговор.

Звали ее Наташкой, она ехала в гости к той черной Юльке — двоюродной сестре, переселившейся из Брянска в Москву к мужу. Вторая малявка была их же какой-то родственницей; вторая старшая — Юлькина подружка. "А что тебя так стерегут?" — "Да сволочи! Выпить водки дали — а покадриться с мужиками не дают!"