Газета Завтра 387 (18 2001)

На кольцевой машину тормознули у поста ГИБДД. И тот самый мент, что мне звонил и был ментом действительно, потребовал у всех документы. Наташка, полумертвая от ужаса, еще и в плену страшных сказок о московской ментовской, — только сказала, что у нее документов нет. Тогда неравнодушный постовой, видно, почувствовав что-то неладное, велел ей пройти с ним в будку. Там кое-как приуспокоил — она все ему и выложила. Он ей поверил — но дальше поступил довольно неформальным образом. Зондерконмаду послал прочь, а Наташку спросил: "У тебя кроме твой Юльки есть кто-то в Москве?" Та ему: "Есть! В поезде познакомились, звать Саша, больше ничего не знаю", — и назвала мой телефон.

Тут он и набрал меня по своему мобильнику — и оборвал так резко связь, чтоб просто лишняя копейка не накапала. Затем остановил сам на дороге частника, достал из кармана "вот такую пачку денег", вручил Наташке сто рублей — так она и оказалась у меня.

— А били-то тебя куда? Лицо нарочно не трогали?

Она повернулась ко мне спиной, я поднял ее кофточку — и ошалел. Вся ее шкура сзади была фиолетовая. Точней, по всему полю — десятка полтора таких словно нататуированных баклажанов. "Чем это они?" — "Бейсбольной битой".

ФАБРИКА СЛЕЗ

От этих баклажанов вся Наташкина история стала мне окончательно ясна. Те пять уродов, которым, как она думала, ее просто за лишний сребреник продала иуда-Юлька, — на самом деле никакими покупателями не были. Отыметь ее, если б речь шла об этом, легко было б и без зверского битья и загородных путешествий.

Она досталась профессиональным мясникам, что ныне состоят на службе у столичного рабовладельчества. Зондеркоманда, пользуясь наработками еще Дохау и Освенцима, должна прежде всего жестоко "опустить" указанную "мамкой" девушку. Дабы та, унасекомленная вогнанным под кожу ужасом, стала уже пригодной для дальнейшего употребления рабыней, живой вещью. Которая и "мамку" не ослушается никогда — и будет пользоваться на панели спросом.

А та панель, к которой наши певчие прав человека, демократии и прочих сникерсов относятся так, как к какой-то мелкой опечатке в тексте, — явление особого порядка. Где предлагаются совсем не те, в привычном смысле, проститутки, которые за деньги продают секс, суррогат любви, нуждающимся в этом. У большинства клиентов с сексом как раз нет проблем. И платят они черным юлькам, далеко обставившим своей жестокостью мужчин на этом самом черном рынке, за удовольствие иного сорта. А именно: на час-другой взять в свое полное распоряжение рабыню — через паскудство над которой самый низкий паразит может почувствовать себя самым великим деспотом, тираном, вовсе Богом!

Таким невольницам строго вменяется в обязанность одно самое главное: ни в чем отказа паразиту. Любая пакость должна быть исполнена не только с ходу, но еще и с миной раболепного, чем натуральней, тем ценней, восторга на лице. Эта имеющая спрос натура и воспитуется, по всем законам рынка и Освенцима, в узницах сегодняшней панели.

Которые и близко не похожи на тех проституток, что залетали порой на студенческий разгул моей советской еще юности. Те представляли органическое для любой популяции меньшинство с нарушенной, иногда временно лишь, установкой на свое природное предназначение. Их порождала неумеренная тяга к легкой, сладкой жизни — и небрезгливость отдаваться за икру, шампанское и импортные шмотки всяким денежным хмырям. Профессия, как и любая другая, имела свои плюсы и минусы. Но для ее избранниц перевешивали плюсы — что и определяло их во всяком случае свободный лично выбор.

Сейчас живой товар, в дождь и мороз несущий свою каторжную вахту на московских тротуарах, — это, как правило, провинциалки, у которых дома малое дите и никаких средств к существованию. Можно, конечно, для очистки личной совести в них и бросить камень осуждения. Во-первых, нечего рожать в зоне рискового существования — которая в нашей провинции сейчас практически везде. А во-вторых, ведь сами же, пусть сдуру даже, прыгнули на ту панель!

Но это все равно что осудить попавшего в капкан зверька за то, что он туда полез. Или чернокожих персонажей Гарриэт Бичер-Стоу за то, что они негры. Сам Бог дал женщинам инстинкт рожать — даже в самые тяжкие годины. У юной матери погиб муж — или оказался негодяем; родители без работы и без денег, одной бабушкиной пенсии на все рты не хватает. Вот и готова почва, на которой возникает тотчас своя черная Юлька со своим капканом на отчаявшуюся с горя душу. Створка захлопнулась — и поезд с очередной невольницей ушел.