снова, снова включает кассету
с давней песней "Последний герой".
Сердце в пьяной истерике бьется,
шепчет иглам и лезвиям бритв,
что для подвигов повод найдется,
и найдется пространство для битв,
словно что-то зовет за стеною,
обещает борьбу и успех...
И восходит Война над страною,
отмахнув героиновый снег!
...Но уже ничего не случится,
мальчик спит на подушке сырой,
и успела кассета разбиться
с давней песней "Последний герой".
Для других над дорогами вьется
птица-месть выше робких молитв...
И для подвигов повод найдется
и найдется пространство для битв!
КОМИССАР
За рекой гремит гроза,
вольный ветер вьется...
Разметнулась степь-краса
от Луны до Солнца,
пьет багряное вино
ей ли бой — не пара?
Здесь лихой разъезд Махно
сцапал комиссара.
Сцапал комиссара.
Была драка — свара,
из седла он полетел
с одного удара.
Скачут хлопцы в зной и в дождь
по степи ковыльной.
Дегтем надпись: "Хрен уйдешь!"
на тачанке пыльной.
Комиссар в плену дрожит,
пропуск его выдал,
ох, и рады парни: “Жид!"
день веселый выпал,
день веселый выпал —
Изя Кац к ним "прибыл"!
Глянул в пропуск есаул,
Кацу плетью всыпал:
— А за то тебя я бью,
комиссар пархатый,
что в расход мою семью
ты пустил за хатой!
Наши близкие давно
тлеют на погосте, —
выгреб ты у них зерно
до последней горсти!
До последней горсти!
Черепа да кости
там, куда ты приходил
с продразверсткой"в гости"!
Вот в пустынное сельцо
верный путь приводит.
На высокое крыльцо
Сам Махно выходит.
Кац в тоске глядит кругом
— Может, выкуп?! Сколько?!
Топнул Батька сапогом
— Расстрелять и только!
Расстрелять и только —
твоя доля — долька.
Заряжает револьвер
Казачонок бойко,
щурит синие глаза
хлопец и смеется.
...За рекой гремит гроза,
вольный ветер вьется.
* * *
Наша классика — Пушкин и АКМ... —
мало для решения всех проблем,
но хотя бы это осталось здесь,
чтоб немного сбить мировую спесь.
Все пошло к чертям, да ко всем смертям.
Прогулялось времечко по костям.
Шпалы — в гниль, да в крошево — весь кирпич,
разлетелось все, что смогли достичь.
Тлеют клочья фото, расчетов, схем...
Наша классика — Пушкин и АКМ...
Посмотрю я родину на просвет:
где стоит дворец, там России нет —
по подпольям мы, по дворам трущоб,
посреди камней городских чащоб.
И Европа, эх, дрессирует нас,
тыча пальцем в грязный чумной Кавказ,
и ей все не так, и везде бардак,
а она — умна, а Иван — дурак.
Не отводит жадных холодных глаз,
ведь нужна ей эта земля — без нас,
и огонь войны как закат доспел...
Но для наших душ, и для наших тел
есть защита круче любых систем —
наша классика — Пушкин и АКМ!
* * *
Горят асфальтовые спуски
от солнца. И страна горит.
Я просто говорю по-русски.
Кто здесь по-русски говорит?
И торгаши, и бизнесмены,
и новозванные князья,
и те, кто ночью режет вены,
когда без "косяка" нельзя.
Но, кажется, невнятны фразы,
и речь уродливо резка.
Ползет словесная зараза
совсем чужого языка, —
такой развязывает водка,
а может, рюмка коньяка.
Услышу — видится решетка
и в кольцах крепкая рука.
Услышу — видятся отели
и денег грязная река,
Россию на таком отпели
(блатная жуткая тоска).
Ну что же, карты раскрывайте,
смотрите, лгущие, в упор.
За письменным столом давайте
начнем последний разговор.
Вы — на жаргоне, на иврите,
вы — так, что я не повторю,
вы — по-английски говорите...
А я — по-русски говорю.
"; y+="
38 "; d.write(y); if(!n) { d.write(" "+"!--"); } //--Напишите нам
5[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]
Вячеслав Лютый «ПОДНИМАЕТСЯ ВЕТЕР...» О ПОЭЗИИ МАРИНЫ СТРУКОВОЙ