Газета Завтра 396 (27 2001)

Михаил АЛЕКСЕЕВ. У меня в прозе хватает и вымысла, и реальных событий. Все мои герои легко узнаваемы. Мне всегда по сердцу живые характеры. Я знаю хорошо людей с разнообразнейшими характерами. И мне их легко писать. И поэтому они легко уживаются с придуманными мной персонажами. Я сейчас перечитываю свой роман "Солдаты", который написан более чем 50 лет назад. И в "Солдатах" я оставил героем реального полковника Павлова, начальника артиллерии, которого знал со времени формирования дивизии и который меня перевел из минометчиков в артиллерийскую батарею на Курской дуге. А другого героя — полковника Демина — я придумал, но имел в виду полковника Денисова, которого очень хорошо знал. Который, собственно говоря, спас меня, наверное, когда уже перевел из артиллеристов в армейскую газету. Сколько еще боев было впереди! Одно тяжелейшее форсирование Днепра столько жизней унесло. Этот Денисов был храбрейший и умнейший офицер. А вот, скажем, полковником Лосевым, которого так же хорошо знал, я напрямую не воспользовался, ибо получился бы самый отъявленный негодяй. Это был очень плохой командир дивизии. Когда позже Сталина обвиняли еще и в том, что он такого героя Сталинградской битвы, командира дивизии, а затем корпуса разжаловал в рядовые, снял генеральские погоны, я не соглашался с критиками. Много вреда наделал Лосев. У меня есть сцена, когда Лосев из ревности к командиру моего полка послал его на верную смерть. Командира полка очень любили в войсках. И Лосев боялся, что рано или поздно его заменят. Все к этому шло. На Южном Буге заставил среди дня нашего полковника Попова переправляться без прикрытия, в первых рядах на правый берег, где еще только сумели закрепиться первые разведчики. И его сразу же на берегу расстреляли. Потом Лосев лил на похоронах крокодиловы слезы. Его я в романе переделал и заменил фамилию... Так у меня и чередуются реальные персонажи и выдуманные.

Я, Владимир Григорьевич, уже старый человек. Прошел и огонь и воду, и с пяток юбилеев — от пятидесятилетия до восьмидесятилетия. Вот недавно у меня на родине, в Саратовской области, по инициативе Аяцкова взяли и, не спрашивая меня, учредили премию имени Алексеева. Я даже протестовал. Не послушались. Но раз уж Аяцков с Ганичевым договорились и хорошим писателям дают премию,— я только рад. Хоть так, но поддерживаю русские таланты. Конечно, не как Александр Солженицын, не на свои деньги, все расходы на премию берет на себя область. Значит, там еще уважают литературу, ценят звание писателя. А губернатор пошел на это, потому что увидел, какое отношение ко мне у саратовцев, моих земляков. Видел, как они гордятся тем, что у них известный писатель вырос. Дело ведь все-таки не только во мне. Ценит еще русский народ литературу. Три месяца на мое восьмидесятилетие проходил алексеевский фестиваль на Саратовщине.

В.Б. Знаете, Михаил Николаевич, рачительный хозяин всегда должен умело пользоваться всем тем, что дает ему земля. И сырье, и хлеб, и заводы... Но не менее важна и культура народа. Таланты народа. От этого ведь тоже уважение и к краю вашему, и к губернатору растет. Увы, чаще всего наоборот — принижают свои же таланты. Преступно забывают о них, особенно наши политики всех мастей. Наверное, самая некультурная политическая элита сегодня правит Россией. А по-моему, так надо беречь и лелеять каждый талант...

М.А. Так-то оно так, Володя, но ведь столько завистников даже среди писателей. Столько ненависти вызывает каждый твой успех, каждая премия. Я помню это еще по тем временам, когда был председателем Комитета по российским премиям. Тридцать претендентов, а даешь только от силы троим-четверым. Остальные негодуют. Вот и сейчас прижизненная премия уже столько пересудов вызвала. Получается, что лучше бы ее совсем не было. Лучше бы никому не давать? Я представил себе человека, у которого все мыслимые награды есть, а вот алексеевской премии нет, как лютовать будет?