"; y+="
16 "; d.write(y); if(!n) { d.write(" "+"!--"); } //--zavtra@zavtra.ru
5[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]
Александр Лысков И ХЛЕБ, И ГРЕХ
БЛОКАДНЫЙ ПАЕК
На волоске держится цена батона "Нарезного", буханки "Украинского", ибо Путин решил вступить во Всемирную торговую организацию — ВТО.Если вступит, то через год (испытательный срок) те из нас, кто пережил шоковую терапию начала 90-е годов, будут ошпарены еще более крутым кипятком реформ. Злодейство премьера Гайдара с отпуском цен покажется детской шалостью в сравнении с грядущими деяниями Касьянова — отставка в течение следующего года будет благом для него, если он не хочет запачкаться в истории, как Гайдар.
По подсчетам независимых экспертов, цена булки подскочит до двадцати пяти рублей.
Что может остановить вторую шоковую терапию?
Совпадение ее пика с началом кампании по выборам президента— январь 2003 года. Тогда или Путин убоится голодных бунтов и придержит коней на крутом повороте. Или — продлит себе срок президентства, к чему уже склоняют его на первый взгляд вздорные, но на самом деле прозорливые "земляки".
Булка хлеба поднимается в цене уже и теперь, при ничтожной включенности России в мировую экономику (из 40 тысяч транснациональных корпораций пока только 12 — российские). Именно открытость рынка, не говоря уже о самом существовании хлебного, зернового рынка вообще, представляет для нас угрозу. Какой рынок позволит себе снижение цен? Такого не существует в природе.
Короче, близятся времена, когда не водка, а хлеб, что-то вроде блокадного пайка, станет нашей национальной валютой. Гуманитарной помощи на всех не хватит. Бесплатно зерно никто не даст — разве что после бомбардировок, как в Афганистане. Значит, все опять упирается в землю.
А что там, на земле? Каков он, путь зерна?
РАНТЬЕ, БЛИН!
Так в сердцах выразился Евгений Герасимов, тольятинец, один из читателей нашей газеты, рассказывая следующую историю."Встречаю как-то знакомого мужика, разговорились.
— На днях привез из "Луначарского" тонну зерна. Не знаешь, — спрашивает, кому продать мешков десять пшеницы? У тебя-то самого никакой скотины, случаем, нет? Поросенка не держишь?
— Кота держу, Клинтоном зовут. Он злаки не жалует. А откуда у тебя пшеничка— то взялась? Ты же на ВАЗе работаешь?
— Теща у меня жила когда— то в "Луначарском". Три года назад померла. Земельный пай к жене отошел. Пшеницей получаем арендную плату.
— Рантье, блин! — воскликнул я. — Ведь ни ты, ни твоя жена ни дня не работали в совхозе! Что же вы грабите бедных совхозников?
— За аренду нашей земли обязаны платить. Закон есть. Мы еще тонну картошки на свой пай получили. Поспрашивай знакомых, может, у кого свиньи есть. Недорого отдам.
— Ну, наверно, "Луначарский" процветает, коли вам, бездельникам, отваливает такие дивиденды?
— Загибается совхоз. Техника добита. Половина полей под бурьяном. Раньше пашня была поливной, теперь каналы заросли, насосные разграблены.
— А ты последний удар в спину наносишь.
— Пошел ты! По закону положено!
Недавно заглянул на рынок. Вижу старую знакомую из "Правды". При ней три бидона молока. Продает.
— Сколько же ты коров дойных держишь, коли столько зараз на рынок привозишь?
— Всего шесть кээрэс.
Чиновничий лексикон освоила домохозяйка. КРС — крупный рогатый скот.
— Да еще двадцать овец. Три поросенка. Куры, индюшки.
— Где корма-то берете для стольких ртов? Я одну с трудом кормлю.
— Так в совхозе берем зерно. Сколько попросим, столько и дадут. Мы же акционеры. Так что корма у нас бесплатные.
Эти дед с бабкой — трудяги, безусловно. И раньше были, и теперь. Перегоняют дармовое зерно в молоко и мясо, кормят своих детей в городах. Но разве оправдана экономически такая растащиловка? В "Правде" только четыре трактора на ходу. Запчасти не на что купить. А зерно отпускают без меры. И, сказать прямо, кому ни попадя".