"Широк человек, слишком даже широк, я бы сузил", — говорил Достоевский устами Дмитрия Карамазова о русских, понимая опасность широкой мечтательности, соединённой с порывом, содержащей в себе энергию возможной цепной реакции, с эпилептоидным психологическим взрывом. (Эпилептоидность, по Валентине Чесноковой, — важнейшая черта русского характера.) Поскольку русская личность по устройству своей внешней оболочки тесно связана со своим окружением, то цепная реакция мечты может перейти на него, вовлекая по цепочке других индивидов и другие такие же группы. В этом может быть секрет "русского реактора", как и всякого социального реактора вообще, работающего долговременно, за рамками сиюминутных событий.
Для появления "мечты миллионов" внутреннее пространство должно быть очищено от прежних устойчивых образов, рациональных и нормативных конструкций, готовых практик поведения, делающих мечту излишней. Это очищение создаёт внутренний голод и запускает мыслительный и чувственный процесс, то самое расширение личности, о котором говорил Достоевский. Идея становится мечтой, запуская цепную реакцию в его сознании и в сознании окружающих личностей. Начинается движение мечты, которое способно в каких-то аспектах перестроить личность русских. Как река начинается с ручейков, так и движение начинается в малых группах общения и затем, замыкая их сети, переходит в большие группы. Мечта — проекция цивилизации как типа человека на социальные, личные, бытовые, исторические условия, в которых она порождает своё будущее.
Мечта выражается в ключевых словах, обозначающих объекты. Это могут быть предметы, которыми человек хочет владеть, например, квартира, дом. Но для того, чтобы это всё иметь, человек должен быть кем-то, иметь роль, соответствовать образу. Мечта — это желание реализации себя в обществе, образ себя, но и образ общества, в котором ты реализуешься.
Идея общества, где мне и всем хорошо