…Защитников парламента из горящего Чёрного дома провели сквозь строй под прицелами пьяных зомбированных омоновцев, готовых стрелять и бить дубинками; свора голодных псов только и ждала команды, чтобы рвать беззащитные мяса. Среди непокорных был и Альберт Николаевич Буторин, депутат Беломорья, инженер Северодвинского судостроительного завода, рослой статью напоминавший гренадёра из лейб-гвардии Семёновского полка, где некогда служил Пётр Яковлевич Чаадаев, за свои "философические письма" объявленный царём безумцем. Чего я вдруг вспомнил вольнодумца и резонёра? В середине шестидесятых появился на русском Севере свой Чаадаев — так окрестил вольномысленного человека известный философ Александр Зиновьев. Социолог Олег Овчинников писал о Буторине: "Я потрясён вашим мужеством, волей к жизни, сократовским стоицизмом… Гагаринское поколение — это вершина человеческого духа, чубайсовское — его преисподняя, которой конца и края нет… Человеку, подобному Буторину, нет места в экономике джунглей". Но в оценке сущности Буторина ошибались и философ, и социолог, сравнивая сварщика атомных субмарин с известным барином-протестантом пушкинской поры, утратившим чувство почвы, матери сырой земли. Ибо Чаадаев по тому времени был типичным пресыщенным барчуком-парижанином, говорившим на французском, позабывшим язык родины, хватившим без особой внутренней драмы ковш западного вольтерьянского яду, прельстившимся на всё чужое и охотно погубившим в себе Бога. К сожалению, Чаадаев оставил по себе тяжёлую болезнь либерального толка, "чаадаевщину", этот злой дух отрицания: "как сладостно Отчизну ненавидеть", который выстоялся и вызрел в душах слабых, чувствительных ко всему чужому, самолюбивых и самонадеянных людей, кому Бог не отец. Правда, общаясь с Пушкиным, споря с ним в письмах, уже незадолго до смерти "западенец-либерал" Чаадаев очнулся от "европейского хмельного опоя" и тут расслышал зов Отечества, которому верно служил в боях с антихристом Наполеоном.