Газета Завтра 45 (1042 2013)

Однако главная жертва Волкова - не классика, а советская литература и музыка. Через нее он хочет показать всю мерзость советской жизни, в частности, как беспощадны были негодяйская власть и лично Сталин. Например, говорит, в двадцатые годы стихи Пастернака были запрещены. Но вот же хотя бы такой неполный списочек: "Сестра моя - жизнь"(1922), "Темы и вариации"(1926), "Избранное"(1926), "Девятьсот пятый год" (1927), "Поверх барьеров"(1929) Плюет он на это через океан.

А ещё уверяет, что в 1931 году, читая в журнале повесть Андрея Платонова "Впрок", Сталин сделал на полях резкую надпись. И все - Платонова тут же "выбросили из литературной жизни". Да как же, каким образом "выброшенный из литературы" писатель именно тогда печатает одно за другим свои произведения: "Такыр"(1934), "Третий сын"(1935), "Фро"(1936), "Река Потудань"(1937), "На заре туманной юности"(1938), "Родина электричества"(1939) А сколько в ту же как раз пору Платонов написал статей! О Горьком, Николае Островском, Юрии Крымове, о Чапеке, Олдингтоне, Хемингуэе А пьесы для Центрального детского театра!

На его статью "Пушкин и Горький" в 1937 году обрушился известный тогда критик Абрам Гурвич. Платонов ответил ему в "Литературке" не под каким-нибудь трусливым псевдонимом и совсем не как человек, выброшенный из литературы: "Критический почерк Гурвича крайне вульгарен и пошл" и т.д. в том же мужественном духе.

А то взбредёт Волкову в голову рассказать байку, как Сталин вызвал однажды сразу трех знаменитых поэтов - Маяковского, Есенина, Пастернака - и повелел им срочно заняться переводом грузинских поэтов. Понять тут Соломона можно. Он слышал, что Сталин по рождению грузин, значит, как Соломон своим, так и он своим должен во всём содействовать. Но все встречи Сталина с писателями, все его письма, телефонные звонки им хорошо известны. Так вот, Маяковского он мог видеть один раз в Большом театре на торжественном заседании, посвященном Десятилетию Октябрьской революции, где в концерте поэт читал поэму "Хорошо!". Пастернаку Сталин однажды звонил в связи с арестом Мандельштама, но тот так жалко при этом вел себя, что Сталин бросил трубку. У Есенина ни квартиры, ни телефона не было, а только жены, числом четыре. У Есенина о Сталине - ни слова, у Маяковского он упомянут дважды, у Пастернака - возвышенные стихи и проникнутые благоговением письма ему

Наиболее полно клеветнический дар Соломона раскрылся в его книге "Шостакович и Сталин". Книга снабжена пространным на двадцать страниц предисловием за подписью Народного артиста СССР В.Т.Спивакова. Однако есть веские основания думать, что это сочинил сам Соломон. Действительно, невозможно поверить, чтобы такой известный и прославленный, такой образованный и интеллигентный человек, как Владимир Теодорович, мог наворотить столько невежественного вздора, комических глупостей, запредельной чепухи, чтобы до небес расхвалил чудовищную клевету на великого русского композитора.

Да не Спиваков даже, а просто психически нормальный человек может ли нахваливать книгу, 635 страниц которой напичканы жемчужинами ума такого, например, пошиба: "Шостаковичу удалось пережить тирана на 22 года. Это было подвигом!" Вы только подумайте: подвиг! победа! триумф!.. Я полагаю, что тут кончину здравого смысла надо почтить молчанием. Или всё-таки напомнить, что тиран был старше почти на тридцать лет. И у самого Волкова есть на счету множество таких переживальческих побед. Например, по всем данным он победил, превзошел, сунул за пояс Геббельса, почившего в мае 1945 года. Но вот вопрос: тиран-то прожил на несколько лет больше, чем композитор. Кто же всё-таки, в конце концов, победитель?

От имени Спивакова нам сообщается и такая новость о Советском времени: "Это была эпоха, когда каждому было о ком плакать". Да ведь так можно сказать о любой эпохе, ибо всегда были и будут утраты, потери, трагедии. Не о Советском же времени Тютчев писал:

Слёзы людские, о слёзы людские,

Льетесь вы ранней и поздней порой

Льётесь безвестные, льётесь незримые,

Неистощимые, неисчислимые

Во все века, во всех краях А уж сейчас-то на Руси не успеет закончиться один траурный срок, как начинается другой.

Или вот читаем о "кровавом "деле врачей". Да, было в 1953 году такое "дело" 28 врачей, в большинстве евреев, работавших в "кремлёвке". Евтушенко об этом даже успел - везде первый! - стихи сварганить:

Пусть Горький другими был убит, -

убили, кажется, эти же

Но почему "кровавое дело"? Через два месяца, ещё при жизни Сталина, выяснилось: всё "дело" - ложь, провокация, и все врачи были оправданы, освобождены, никто не пострадал, ни капли крови пролито не было. Однако это не мешает критику Бенедикту Сарнову, брату по разуму Волкова, из книги в книгу таскать вот такой ошметок: "Осужденных должны были повесить на Красной площади (Где же ещё! Не на Болотной же. - В.Б.), после чего по всей стране прокатилась бы волна еврейских погромов. И тогда, спасая уцелевших евреев от справедливого гнева народа, их сослали бы в места удаленные, где для них уже строились бараки".