Газета Завтра 45 (1250 2017)

Но это исчезновение болезненно сказалось на политическом процессе как в России, так и на Украине. Политологическое сообщество, к которому принадлежал Станислав Александрович Белковский, осиротело. Станислав Александрович, исчезнув, поставил под удар тройственный союз, который образовывали он сам, Глеб Павловский и Леонид Радзиховский. Распавшись, этот тройственный союз продолжал распадаться и дальше. Вскоре на месте, где когда-то бушевали великие проекты возвышенной мысли и блистали умом три великих просветителя, осталась горстка недоеденных Шоном молекул, в которых жалко копошилась политолог Шульман. Она, несмотря на свою хрупкость и женственность, взялась за реконструкцию Станислава Александровича Белковского. Когда она ела рисовую котлетку, ей в рот случайно попал волосок, который неприятно щекотал язык. Она вытащила изо рта волосок и узнала в нём волосок Станислава Александровича. Именно этот волосок, присущая ему яркость, выразительность суждений и тонкая диалектика побудили политолога Шульман приступить к реставрации.

Она обратилась в лабораторию Касперского, который знал, как защищать социальные сети от вторжения хакеров, и мог набросить узду на любого хакера, а также принудить его вернуть владельцу содержимое взломанного аккаунта. Касперский и Шульман, пользуясь генетическим кодом, который они обнаружили в волоске Станислава Александровича Белковского, создали графический контур, который приблизительно, в общих чертах повторял очертания самого Станислава Александровича. Затем приступили к наполнению этого контура. Костное вещество Станислава Александровича Белковского они заменили композитными материалами и на них, как на сверхпрочный штатив, стали навешивать отсутствующие органы. Мозг, вечно кипящий, непрерывно производящий идеи, исполненный всевозможных размышлений и догадок мозг, связывавший Станислава Александровича с ноосферой, был заменён Алексеем Алексеевичем Венедиктовым. Он ближе всего и по числу нейронов, и по мировоззрению подходил к мозгу Станислава Александровича Белковского и был почти неотличим от последнего, если не считать его пристрасти к алогизмам, обнаружив которые в обсуждении американского президента, он начинал вдруг хихикать.