За несколько дней перед продажей квартиры отец попросил меня перегнать его машину — "пятерку" к родственникам в Прохладное. Сам он водителем был аховым, если сказать честно, не накатал на ней за 3 года даже обкатки, и такого пути просто не осилил бы. Это путешествие было очень рискованным, если сказать мягко, ведь часто у нас убивали водителей даже за более старые машины, случаев было много, причем не только неверных, но даже и своих, а тут практически новая, экспортного варианта, "пятерка". Но выхода не было. Отец с ней расставаться не хотел, это была его любимая игрушка, которую он смог купить, честно отработав всю свою жизнь. Выезжал только иногда на рыбалку и в гости, остальное время только сдувал с нее пыль и елозил губкой.
Собирался я недолго. Положил в багажник 2 канистры бензина, так как перебои с бензином были уже довольно часты, для маскировки — старую сеть, еще какого-то рыбацкого хлама и 2 бутылки водки в бардачок. Конечно, водку я брал не для того, чтобы пить, но эта "валюта" всегда была в ходу. Утром, пораньше, пришел в гараж, перекрестился, хоть и был еще не крещенным, и стартовал. Самое страшное и рискованное — это пересечь нашу границу.
До поста, отделяющего Чечено-Ингушетию от Осетии, я доехал часов в 10 утра. Старался специально не слишком рано, чтобы не привлечь к себе лишнего внимания, а так, чтобы какое-то движение уже началось.... Как назло ни одной машины-попутчика не было, да и кому охота шляться, чтобы на пулю нарваться, машин вообще практически не встретил.
Не повезло. От костра, горевшего невдалеке от поста, окруженного кучкой людей, кушавших шашлык, встала фигура и, пошатываясь, пошла ко мне, даже не делая знака остановиться. Однако чуть не волоком, за ремень, он тащил автомат, а возле отдыхающих стоял крупнокалиберный пулемет.
— Что в багажнике?
Увидел канистры.
— Вино?
— Да нет, бензин, на рыбалку еду, где там заправляться?! А водку, конечно, прихватил, какая же рыбалка без водки?
Только тут "джигит" поднял на меня взгляд, правда, не знаю: видел он меня или нет, настолько его взгляд был бессмысленным.
— Водка — это хорошо, а то у нас кончилась.
Я мгновенно нырнул в бардачок и протянул ему обе бутылки. Он схватил их и, уже отворачиваясь от меня, сказал:
— Будешь ехать обратно, вина прихвати...
Стараясь не спешить, я сел в машину, завел и медленно тронулся с места. Стал плавно набирать скорость, все больше и больше. Вперед я практически не смотрел, дорога пустая, только в заднее зеркало: не встает ли кто от костра к пулемету, и все время наращивал и наращивал скорость. Несколько километров, разделяющих посты Чечни и Осетии, я пролетел мгновенно, как мне показалось, хотя это были одновременно самые долгие секунды в моей жизни. Когда я оторвал взгляд от зеркала, то увидел впереди осетинский пост, бетонные блоки поперек дороги, на обочинах ежи и поперечные нашлепки на асфальте. Сразу начал тормозить, но скорость была огромной, и влетел на эти нашлепки на весьма приличной скорости. Еще метров двадцать-тридцать я чувствовал себя, как на гигантском вибростенде, только с трудом удерживая руль. Наконец, машина в последний раз ударилась и заглохла. Приехал... От поста ко мне уже бежала цепочка людей в милицейской форме, на ходу передергивая затворы автоматов. Я поспешил выйти и сразу поднял руки. Старший из них, осетин, посмотрел на мои номера, потом на лицо и сказал не то с вопросом, не то утвердительно.
— Русский? Из Чечни?
Мне оставалось только кивнуть головой. Автоматы опустились.
— Помощь нужна?
— Нет. Хочу только осмотреть машину, ей здорово досталось.
Осетин заулыбался.
— Штраф за превышение я тебе выписывать не собираюсь, хотя несся ты, как на гонках. Страшно было?
Я неопределенно пожал плечами, не могу же я признаться, что было очень страшно.
— Ничего, теперь не волнуйся, езжай спокойно. Все в порядке, ты не первый оттуда.
Через несколько дней погрузили вещи родителей в контейнер и в этот же день сели на поезд... Родители попросили, чтобы я проводил их к родственникам в Рязань. Доехали без проблем. Мать спросила у меня:
— Может, ты останешься, не будешь возвращаться?
— Мама, там же Ирина!
— Да, я понимаю...
И вдруг у матери случилась истерика:
— Да за что же вам это? Ну ладно мы воевали, но ведь это были фашисты! А вам-то за что? Вам за что умирать?
Ее с трудом успокоили... Через день, рано утром, я уехал обратно. Больше матери, живой, я не видел. Теперь я не могу даже посетить ее могилу...