Газета Завтра 482 (7 2003)

Не помню уже, по каким делам оказался в районе рынка. Я был просто ошарашен, такого я еще не видел. Дело в том, что на углу, возле входа на цветочные ряды, была доска с объявлениями об обмене квартир, тут же располагалась своего рода черная биржа по обмену. Некие темные личности помогали решить возникающие вопросы по обмену, за соответствующее вознаграждение. Так вот, меня поразило количество людей. Раньше здесь их бывало не больше пары десятков, сейчас же их было не меньше двух сотен. Здесь же встретил одного старого знакомого. Спрашиваю у него: что он забыл тут? Тот отвечает, что, как и все присутствующие, хочет уехать. Спрашиваю: "Неужели так трудно с обменом?" Он молча подводит меня к доске с объявлениями, тычет пальцем в угол доски и говорит: "Я вчера вечером повесил объявление, теперь его уже не видно". И точно, поверх его объявления висят точно такие же. Висят в три слоя.

Больше всего поразило то, что предлагались совершенно фантастические варианты, например, квартиру в старом фонде пытались обменять чуть ли не на коммуналку, и не в столице или каком крупном городе, а в Ставрополе, Минеральных Водах и т.д. Одним словом, в провинции. Вот здесь я в первый раз серьезно задумался: что же все-таки происходит? Что такого случилось, что народ начинает уезжать? Понимание этого пришло несколько позже...

Вскоре объявления стали занимать всю вторую сторону и переползли на первую. Я четко понимал, что это все значит. Говорил на эту тему с друзьями, знакомыми и с родителями. Все от меня отмахивались, несерьезно, мол. Ну понятно, что чечены и ингуши хотят жить в своей республике, ведь сейчас все хотят независимости. Не раз и я хотел обменяться и разговаривал на эту тему с женой. Она была за, но... Все упиралось в родителей. К сожалению, наше воспитание не позволяло нам сбежать самим и оставить наших родителей на произвол судьбы. Они же не собирались уезжать. Над моими прогнозами они смеялись. Говорили, что чечены перебесятся, получат свою суверенность и все пойдет по-прежнему.

— Да и подумай сам, разве они могут обойтись без наших рук, ведь техника не для них, везде русские руки нужны. Ну а нефтезаводы разве они потянут?

…Запрыгнул в трамвай, сел на одно из передних сидений за водителем и погрузился в мысли о том, что еще можно сделать в "машинном" процессе. В вагоне было только несколько пожилых людей, сидевших кое-где по салону. На следующей остановке вошла кучка молодых чеченов и, как всегда, остановившись у заднего стекла, начала гоготать. Я понимал, что если они обратят на меня внимание, мне не сдобровать, но до моей остановки оставалось всего два проезда. Однако надеялся я зря. Голоса стали приближаться и становились все более злыми и визжащими, они накручивали себя... Удар сбоку в лицо! Очки вдребезги, кровь залила глаз. Удары еще и еще... Перестал что-либо соображать, в ушах звон, только одна мысль: не двигаться и не упасть. Остановка, голоса стали удаляться.

Попробовал провести ревизию. Осколок стекла над глазом — выдернул. Кто-то подал разбитые и измятые очки. Сказал спасибо и бросил их на пол. Встал, осмотрелся, один глаз еще видит. Те же самые пожилые люди, все смотрят вниз, в пол. Я их понимаю и не осуждаю. Только одна старушка-чеченка, недалеко от меня, начала охать.

— Вах-вах! Что они с тобой сделали, хулиганы?!

Вот тут я не выдержал, ручьем потекли слезы. От бессилия, от необходимости сдерживать себя и не пытаться дать сдачи, от стыда и ненависти к себе...

— А что же ты раньше молчала? Ведь это же ТВОИ внуки! Они же ОБЯЗАНЫ тебя слушать. А теперь ты меня жалеешь? Запомни! Когда вас будут уничтожать, как бешеных собак, будут убивать твоих детей, внуков, вспомни меня! Вспомни, как ты молчала!

Трамвай остановился, я вышел. Как дошел домой, не помню.

…На улицах все больше чеченцев. Непонятно, откуда их столько, никогда раньше их в таком количестве я не видел. Наверно, что-то они знали, к чему-то все ж готовились... Уехал еще один близкий знакомый — друг отца. Теперь, встречаясь с друзьями, первым делом начинаем выяснять, кто из наших еще уехал. Уехала моя близкая знакомая, еще одна подружка и еще один одноклассник. Это приняло уже массовый характер. Мои старики пока не собираются, да вроде и спешить некуда, жизнь как бы ничем не отличается от той, что была два года назад. Таким вот образом прошли два месяца после дембеля, и наступил черный август. Его двадцатые числа…

В день объявления о провале ГКЧП чеченцы снесли памятник великому русскому человеку, писателю и генералу — Ермолову. Наконец-то шакалья стая добилась своего. Сколько они взрывали его в семидесятые годы, и вот конец наступил… Великий был человек Ермолов! Это как же надо было здесь насолить, чтобы и через сто с лишним лет они продолжали его так люто ненавидеть… Я просто преклоняюсь перед этим человеком.