Газета Завтра 50 (1202 2016)

Образование, вопреки расхожему мнению, вовсе не производит новое знание. Оно учит его добывать и пользоваться инструментом для такой добычи, а также уметь данный инструмент модифицировать, если возникнет необходимость. Например, мы добываем грунт, а научный процесс есть бесконечное копание ям. Тогда образование должно дать не только навык обращения с лопатой, но и знание, какие принципы заложены в процесс функционирования системы человек-лопата, какого рода взаимодействие возникает между штыком и грунтом, что такое физические характеристики типа плотности и т.п. Зная это и многое другое, мы всегда сможем оценить, какая лопата применима, например, для асфальта и применима ли вообще, а также что делать, если использовать инструмент нельзя. Образование, таким образом, формирует целостную картину мира, а высшее образование учит решать не задачи вчерашнего дня (они решены), не актуальные задачи (они будут решены ещё до окончания учебы), не задачи завтрашнего дня (они ещё не сформулированы), а задачи вообще.

Что есть университетская наука?

Если коротко, то нонсенс с точки зрения современного человека, привыкшего под наукой рассматривать лишь то, что приносит практическую пользу в виде гаджетов. Однако так было не всегда. Университет в своём основании вовсе не ставил целей утилитарной пользы. В это трудно поверить, но классическое образование объединяло грамматику, риторику, правоведение, богословие, философию. Далеко не сразу стало ясно, что математика тоже принадлежит к числу классических дисциплин, а физика вошла в корпус университетских наук как натурфилософия. Собственно, физика и стала тем камнем преткновения, который университетской науке мешает.

Есть анекдот. Заседает Академия, и её президиум решает, какой из НИИ закрыть в связи с недостаточностью ассигнований. Встаёт математик: "Режем физиков: им и ускорители, и реакторы, и аэродинамические трубы нужны, а нам только бумага, карандаши, ластики". Вмешивается философ: "А нам даже ластики не нужны!"

Если признать, что миссия университета не только учить, но и добывать новые знания, то зачем тогда академические и отраслевые НИИ? Современная физика, например, затратна, в то время как математика, экономика, философия и прочие гуманитарные дисциплины денег требуют меньше, чем даже коллекционирование марок. Да, эти науки могут существовать в университете, и двигать их профессора могут даже порой не в ущерб педагогической деятельности…

Что есть институционализированная наука?

Наука должна искать средства. Любая. И лишь в том случае, когда человеческая деятельность подходит под формальные определения науки, которые я дал в начале статьи, она может рассчитывать на государственную или частную помощь. За наукой признают важность — учёного кормят. Не признают — выдавливают за границу. "Полезная наука" есть институционализированная наука. Она оплачивается.

Но и "бесполезная наука" нужна. Не всем это ясно, но лучшие из нас учат не нажимать на кнопки, а познавать Универсум во всей его сложности. Вот в этом, пожалуй, и состоит миссия Университета: в его попытке объять необъятное, объяснить вселенную. Полная картина мира не может разделять гуманитарное и позитивное знание — мы принимаем решения, опираясь на частную картину мира, и ориентироваться по этой карте мы сможем тем смелее, чем точнее она и подробнее.

Когда Михаил Викторович Поваляев, президент Русского фонда содействия образованию и науке и основатель Университета Дмитрия Пожарского, объявил целью своего университета воспитание учёного с "богатым внутренним миром", он всего лишь следовал прусской системе подготовки научных кадров, ещё недавно принятой повсеместно в Российской империи и, позже, в СССР. Ничего нового здесь нет. Новое в институциональном подходе. Тогда как прусская модель ориентирована на фигуру профессора, на его авторитет, на его ранг в государственной иерархии, модель Поваляева опирается на французскую, где все преподаватели равноправны. От ассистента до профессора. Физикам и математикам это принять легче, чем гуманитариям: если первокурсник опровергнет Ньютона, то прав будет он, а не Ньютон. Но и гуманитарии не безнадежны: Поваляев, например, историк.

Он смело вывел свой университет за пределы государственной вертикали, и мне, признаться, это нравится: я сторонник смешанного образования и сокращения роли государства в науке: научное сообщество само разберётся, кто истинный кандидат или доктор, а кто получил свой диплом в ларьке, лишь по формальным признакам соответствующем вузу или его диссертационному совету.

При этом многоукладность образования я тоже не отрицаю. Однако помню, что наука ищет не столько чины, сколько истину. Любить же истину учит как раз университет.

Что есть университет?

Конечно, не стены. А единственно и только профессорско-преподавательский состав плюс студенты, поскольку, поверьте на слово, профессора от студентов научаются большему, чем студенты от профессоров.