Газета Завтра 500 (25 2003)

Но соперничество коммунизма и либерализма для меня - это новая схизма эпохи постмодерна, в которой два кузена - детища Просвещения, соперничают за свой способ достижения в конечном итоге безнационального и безрелигиозного глобального униформного общества. В нем исторической преемственной России места нет. Признаю, что при воплощении марксизма на русской почве результат, слава Богу, был гораздо лучше замыслов пламенных большевиков и марксовой теории, повторять которую, с моей точки зрения, деструктивно, к тому же в ней уже много социальной и экономической архаики. Что касается наших воинствующих западников-либералов, то о них и говорить не стоит - это просто ненавистники отечественного великодержавия во всех его когда-либо существовавших формах - и в советской, и в русской. Они и возродили именно ленинскую большевистскую нигилистическую интерпретацию всей русской истории. Боннэр, Сахаров, Старовойтова обрушились более всего на все спасительные для нации отступления от ортодоксального марксизма, на элементы восстановления традиционных основ государства и внешней политики. Как тут не задуматься о третьем пути.

А.П. Но ведь и в XIX столетии в России шли яростные споры между различными оттенками либерального развития, связанного с ним новым либеральным экономизмом, которые доказывали необходимость превращения архаической, обветшалой монархо-православной модели во что-то, пусть атеистическое, но централистско-динамичное. Скажем, разве не были реформы Александра II либеральными, проводившимися притом из самого центра монархо-православной державы? Разве уже к середине XIX века не был деформирован и, по существу, разрушен ваш сентиментальный, романтический образ богоизбранного архаического православного русского народа? Между чем выбирала Россия в предвоенном 1913 году? Только ли между путями либеральной модернизации, которые уже были очерчены, и красной, марксистской модернизацией? Или же был еще третий вариант реального политического проекта по реставрации этого белого заповедного, обетованного царства?

Н.Н. Нарастающая и неизбежная трагедия России заключалась в противоречии между православно-христианским философским основанием ее государственной идеи и идеалами и конструкциями философии прогресса. Я с одинаковым скепсисом отношусь как к либеральным проектам того времени, так и к красному варианту, которые в равной мере были антитезами исторической православной русской жизни. Тем более, что мы, русские, отдаемся своим идеям с пламенностью, доводя их до абсурда.

А.П. И все-таки был ли третий путь у России или нет?

Н.Н. Россия уже сама шла по этому третьему пути, но при этом все-таки сохраняла саму себя. При этом развивалась быстро и модернизация России без разрушительной вестернизации, ведь российский капитализм рубежа XIX-XX столетий не подходил вообще под марксову теорию - основной капитал был не ростовщический и механизм роста несколько иной. И посмотрите данные о промышленности, о приросте населения, о темпах роста выплавки стали, книгопечатания, о количестве студентов на душу населения, о доли России в мировой торговле. К 1930 году Россия имела шанс оторваться от остального мира так, как сейчас оторвалась Америка.

А.П. Это была бы ограниченная монархия, скорее всего

Н.Н. Этот путь уже был намечен. Раз ступив на него, уже нельзя остановиться.