Газета Завтра 518 (43 2003)

Показушно “возрождая” комсомол, ею же и разрушенный, власть цинично и лукаво решает свои предвыборные задачи. А ведь сколько людей чистосердечно поверит в это...

Получив недавно в подарок комсомольский значок, тут же пристегнула его к блузке и отправилась по делам. О значке при этом не то что забыла, а как-то отвлеклась от ежеминутного созерцания его на своей груди, что грело мне душу воспоминаниями о былом величии моей Родины, прекрасной частью которой был Ленинский комсомол. В лифте солидного госучреждения со мной оказался мужчина средних лет, нового русского в котором выдавал "джентельменский набор", куда, помимо шикарного костюма, кейса, часов "Ролекс", входит блондинка/брюнетка с длинными ногами, играющая роль секретарши. Впрочем, роли у неё разнообразные и самые вычурные порой, но в солидном заведении роль играется соответствующая — секретарь-референт. Карнавал обставляется папочкой в руках, строгостью взгляда...

Ловлю на себе, вернее, на значке, взгляды мужчины, за которыми следует восклицание с ностальгией в голосе: "Да, были времена! Приятно вспомнить. Комсомол, стройотряд. Хорошие были времена, хорошая была организация". "Почему была? Она и сейчас есть". — "Правда?” — изумляется попутчик. — "Что, разве не видите своими глазами её действительного члена?" — "Ну вы тогда, ребята, молодцы", — ностальгирующий бывший комсомолец явно склонен к общению и даже не спешит выходить из остановившегося на нужном ему этаже лифта, что вызывает раздражённое недоумение, чуть ли не испуг у его спутницы: "Андрей Михайлович, мы опаздываем!" При этом она глянула на нас со значком с такой неприязнью, что я возгордилась моим нагрудным знаком: такой маленький, а создаёт реальную конкуренцию таким длинным ногам, максимально выставленным из-под минимальной юбки. Андрей Михайлович, требовательно выкликанный из лифта, поплёлся за властной наёмной работницей, оглянувшись, подмигнув и вскинув кулак, — они не пройдут!

А я даже пожалела новых русских, к которым не испытываю никаких тёплых чувств. Вот, говорят, они хозяева жизни и всё прочее. Да ничуть ни бывало! Они помыкаемы любой шваброй на длинном парном черенке! Кругом беда и опасность: налоговой бойся, рэкета бойся, народа бойся, секретарши — страшись!

Мой выход из лифта был встречен входящим в него не менее солидным, чем предыдущий, мужчиной песней "Комсомольцы-добровольцы". Приятно, чёрт возьми! Моё личное появление песней не встречалось ещё никогда. Других — встречали при мне с музыкой, что называется. Помню, была в гостях у приятельницы, когда на открытие торгового центра на Манежной прибыл тогдашний гарант. Всё кругом было перекрыто, никакого движения машин. А мы, высыпав на балкон, наблюдали торжественный момент. Торжественнее не бывает: выстроились в струнку издалека безошибочно визуально определяемые всё демократические деятели и вольнолюбцы, и как только из автомобиля появилась гарантийная нога, оркестр грянул "Боже, царя храни", а при появлении за ногой всего тулова стоявшие по струнке несгибаемые борцы за народное счастье закланялись наперегонки. Пели ли они при этом — не знаю, врать не буду, не было слышно. Но, думаю, всё было исполнено как полагается, по протоколу, поскольку шеф протокола, то ли просто однофамилец, то ли потомок вольнолюбивого кобзаря, сопровождал гаранта везде и всюду, чтобы, не дай Бог, где что не протоколу исполнили. Ну, это я отвлеклась от значка.

В данном учреждении мне нужно было обойти несколько кабинетов, и когда зашла в одну из приёмных, находящийся там генерал-лейтенант, с очень хмурым видом распекавший человека в штатском, стоявшим навытяжку, окликнул меня, собиравшуюся выйти, и ткнул пальцем в один из многочисленных значков, знаков и колодок на кителе. Это был комсомольский значок, впаянный в какой-то другой знак. "Вручили в юбилей комсомола, когда ещё майором был. Вышел по возрасту — снял. А когда некоторые стали партбилеты сжигать, я достал и надел. Значков ведь КПСС не было. А то бы я и его носил". И пожал мне руку.

Найдя в столовой свободное место, села и принялась за трапезу, как вдруг услышала: "Девочка, подарите значок". Предложение поступило от седовласого мужчины с депутатским значком. "Это — провокация, — серьёзно отвечаю ему. — Сегодня значок подари, завтра — комсомольский билет одолжи, а потом — Родину продай!" "Да я вам серьёзно", — говорит. "И я — более чем. С таких вот кажущихся мелочей предательство и начинается, торги Родиной".

Мужик ещё какое-то время продолжал клянчить, дав мне возможность с серьёзным видом бдительного гражданина поиздеваться предположениями, что не сжёг ли он партбилет, и не хочет ли, боясь неминуемой победы коммунистов, хотя бы наличием комсомольского значка загладить свою вину. Он уверил меня, что билет у него сохранен, вслух поразмышлял, нельзя ли во фракции КПРФ разжиться таким желанным для него знаком.