Газета Завтра 581 (2 2005)

С Леной Романовой я долго не был знаком лично, но узнавал её постепенно, через творчество. Потом нас познакомили, Лена сказала, что она тоже следила за моими выставками, книгами и многое из того, что я делал, было ей близко. Мы поняли при первом же знакомстве, что нам есть о чём говорить, не оставляя за пределами этого разговора недосказанности, уловки, хитрости — подобного между нами никогда не было. Лена предложила написать мой портрет. Я познакомил её с моей тогда маленькой дочкой Марфой — и она сразу загорелась написать наш с Марфой семейный портрет. Лена пишет серьёзно, тщательно. Она отдельно работала с Марфой; писала Марфин портрет, потом мой, выстраивала композицию… Несмотря на то, что я человек занятой, мне было радостно ездить к ней домой, на проспект Мира… Сеансы проходили легко — я не уставал позировать, и Марфа мне тоже говорила: "Пап, как приятно у тёти Лены, я себя там так хорошо чувствую! Там так светло!" И в конце концов портрет, мне кажется, получился. Эскизы портрета Марфиного сейчас хранятся в Костроме, в Киеве, а большой портрет поступил в Третьяковскую галерею. Когда Лена показала его на выставке, зрители говорили: "Какой удивительный портрет! Как она смогла увидеть ваши характеры, отношения с дочерью, как смогла передать детскую красоту, как смогла передать ваш образ!" Многие люди, начиная от моих коллег художников и заканчивая жёнами президентов тогдашних говорили, что портрет на них произвёл очень большое впечатление. И с тех пор мы всегда готовы прийти друг другу на помощь, а я всегда рад новой работе Лены.

Когда мои финские друзья из одного крупного концерна попросили собрать галерею художников, с которыми гуляли вместе в моей мастерской, я составил очень неплохое собрание, оно и по сей день в Хельсинки существует — и, конечно же, там есть и работы Лены. Большая картина "Веледниково" — память о её деревне и натюрморт с цветами. Они пользуются большой популярностью. Лена удивительно самобытна, самостоятельна, натюрморты её, как говорится, дорогого стоят. У нас дома висят её "Ландыши", и когда на них посмотришь, особенно зимой или осенью, на душе становится тепло, чувствуется, что всё-таки весна наступит… В Лениных натюрмортах сама природа, само настроение — добрые. Я считаю Ленино творчество знаковым для нашего времени. У нас сейчас, в суете и мракобесии изобразительном — какие натюрморты, какие портреты, когда всё погрязло в этой кабаковщине, в галереях Марата Гельмана, Айдан Салаховой, где показывают то, что созвучно с Апокалипсисом. Это смотреть невозможно. Как может человек жить, насмотревшись этого? Вот, говорят, "концептуализм". А зачем он мне нужен, этот концептуализм? Он что, поможет мне жить? Покажет грязь какую-нибудь Кабаков, какую-нибудь московскую полуеврейскую квартиру — да мне это неинтересно! Мне и входить-то туда было противно в жизни, в эти коммуналки. Почему это надо показывать, кому это что даёт? Это что — математика, физика, или это надо изучить во имя дальнейшего развития науки? Я — за то искусство, которое являет миру красоту. "Прекрасное должно быть величаво".

Творчество Лены Романовой отвечает этим основным требованиям — я это говорю не потому, что мы с ней дружим. У меня есть много друзей-художников, с которыми я не буду встречаться, беседовать, разговаривать о чём-то; ну, работают — и работают. Но творчество их может меня не трогать, хотя они — замечательные люди. К Лене же я отношусь как к художнице так же тепло, восторженно, как и к человеку.

Савва Ямщиков

«ГЛАВНОЕ —ЭТО ЛЮБОВЬ...»

«ГЛАВНОЕ —ЭТО ЛЮБОВЬ...»

0

Елена Романова:

«ГЛАВНОЕ —ЭТО ЛЮБОВЬ...»

Савва ЯМЩИКОВ. Лена, сейчас встречи мои совпадают с юбилеями собеседников… У тебя юбилей, "круглая" дата, и мне хотелось бы спросить, как и всех моих собеседников: что ты в своей, теперь уже очень большой творческой жизни считаешь для себя главным как для художника, как для человека, как для женщины?