Газета Завтра 582 (3 2005)

В.П. Я в юности не был избалован путешествиями. Из института родного Днепропетровска меня направили в Кривой Рог. На практику. Потом я увидал Донбасс с его шахтами. Города, веси и люди там замечательные. Я уверен, что в Донецке ты можешь провести время приятнее, духовно содержательнее, нежели в Париже. Все зависит от того, как тебя примут, что покажут, что скроют от тебя. Разница между Парижем и Донецком лишь в том, что у Парижа крутая известность, и это тешит самолюбие многих в него рвущихся. А для души больше пользы, может быть, и в незнаменитых местах. Предложи мне кто-то богатый и щедрый провести месяц или в Париже, или на Курилах, я в полчаса соберусь и ломану на неисхоженные туристами наши острова в Тихом океане.

Коктебель — первый курорт в моей жизни. В ту пору я уже работал в издательстве. Шел 1968 год. У моря в центре коктебельской набережной рычали бульдозеры — реконструировался пляж…

В.Л. Мы появились здесь с тобой в один год. Я тогда тоже впервые приехал в Коктебель.

В.П. Так вот, мой приятель из издательства собрался сюда с любимой девушкой и пригласил меня составить компанию. Мы приехали втроем. Вечером после моря и солнца все довольные выходим на набережную. У приятеля денег побольше, у меня — кот наплакал. Приятель у киоска заказывает два коньяка — себе и девушке — и говорит мне: "А ты, Витя, иди к вон той бочке и купи себе вина по 20 копеек за стакан". Девушка оценила идиотизм ситуации и в сей момент истины, думаю, поняла, с кем связалась. Я взял вина, а потом разведал клумбу с розами — и с риском попасть под штраф, нарезал букет. Букет алых роз. И преподнес его девушке приятеля.

В.Л. Представляю лицо этой девушки…

В.П. У нее глаза сверкали так, как могут сверкать девичьи глаза только в Коктебеле. Щеки разрумянились. А мой приятель с коньяком стал зеленым. Ну что девушке коньяк? Ерунда. А вот букет роз в коктебельских сумерках — это… Это…

В.Л. ...букет роз в коктебельских сумерках.

В.П. Совершенно верно. Приятель не мог дальше меня терпеть и по его просьбе я вскоре уехал.

В.Л. Но уехал с любовью к Коктебелю…

В.П. Опять верно. Более того, аура Коктебеля — его красоты природные и дух литературный — подвигли меня к иной жизни. Я бросил службу в издательстве и улетел на Сахалин. С тремя рублями в кармане. На эти деньги снял койку в "Золотом клопе" — так в народе называли гостиницу, где масса клопов превышала массу постояльцев. Койка мне досталась в конце коридора, у окна с выбитым стеклом. Ночью я спал под шум тайфуна, а поутру потопал в местную партийную газету.

Захожу к редактору Василию Васильевичу Парамошкину — потрясающему мужику. У него брови в пять раз шире, чем у Брежнева. Говорю про свой диплом горного инженера и опыт редакторской работы. Василий Васильевич вызывает секретаршу Зиночку и дает команду — оформить меня спецкором, выплатить мне подъемные и выделить отдельный номер в обкомовской гостинице.

Первая моя командировка — в шахтерскую столицу острова Углегорск. Ну и условия труда были в этой столице! Рельсы в шахтах на соплях, вагонетки часто переворачиваются, каждый день обвалы. Идешь по штреку — бац! Перед тобой из кровли падают кубы породы. Жуть. Мне нельзя было эту жуть не заметить и промолчать.

Я еще не выехал из Углегорска, а газета "Советский Сахалин" уже опубликовала три моих статьи — на полполосы каждая. Статьи разгромные для руководителей комбината "Сахалин-уголь". Они — в панике. Секретарь обкома по промышленности прибегает к моему редактору Парамошкину, жмет ему руку и заверяет: "Будем принимать меры, будем меры применять". Парамошкин мной страшно доволен, да и я собой доволен тоже: ты, братец, кое-что в этой жизни можешь. Но этой уверенности у меня бы не появилось, если бы не было Коктебеля. В Коктебеле я проснулся. На Сахалине как писатель проявился.

В.Л. Витя, а тебе не кажется, что твои замечательные романы — это твои темные и светлые сны о нашей жизни?

В.П. А знаешь, очень даже может быть. Многие живут убеждениями, а я живу заблуждениями. И мне нравятся мои заблуждения.

В.Л. Какие именно?

В.П. Я верю, что на белом свете есть любовь, бескорыстие, доброта, самоотверженность. Есть мужество повседневное — каждый день добросовестно исполнять свои обязанности.

В.Л. С годами твои заблуждения не меркнут?

В.П. Ты же сказал, что мои романы — это мои сны о реальной жизни. А жить без снов трудно.

В.Л. А ты помнишь, как мы с тобой познакомились?

В.П. Конечно. Ты тогда занимался камнями, и я увидел тебя у парапета на набережной с открытым чемоданчиком, наполненным всевозможными изделиями из самоцветов на продажу. А рядом с чемоданчиками на витринке лежали несколько книжек твоих стихов. Их покупали. Я одну купил и заговорил с тобой…

В.Л. И посетовал: как трудно попасть в милый твоему сердцу Дом творчества "Коктебель".