Читаем Газета Завтра 588 (9 2005) полностью

Поэтому же и на политику новой власти крестьяне ответили тысячами восстаний по всей России — фактически единой крестьянской войной. Ярость противостояния можно оценить, например, по записке Ленина под названием "Товарищи рабочие, идем в последний, решительный бой". Там можно прочитать: "Волна кулацких восстаний перекидывается по России. Если бы кулакам удалось победить, мы прекрасно знаем, что они бы беспощадно перебили сотни тысяч рабочих, восстанавливая каторгу для рабочих. Так было во всех прежних европейских революциях. Везде кулачье с неслыханной кровожадностью расправлялось с рабочим классом. Никакие сомнения невозможны, кулачье — бешеный враг советской власти. Либо кулаки перережут бесконечно много рабочих, либо рабочие беспощадно раздавят восстание кулацкого, грабительского меньшинства народа против власти трудящихся. Середины тут быть не может. Беспощадная война против этих кулаков! Смерть им! Рабочие должны железной рукой раздавить восстание кулаков. Беспощадное подавление кулаков, этих кровопийц, вампиров, грабителей народа, спекулянтов, наживающихся на голоде".

Кто же такие были эти кулаки? В этом же тексте Ленин говорит, что кулаков не более двух миллионов. С другой стороны, он много раз повторяет, что в истории счет идет на десятки миллионов. Как он пишет часто, "меньше не считается". Это его любимая фраза была. Тогда спрашивается, чем же так безумно опасны эти два миллиона? У них нет ни бронепоездов, как у власти, ни аэропланов, ни артиллерии. Только ружья, принесенные с фронта, и вряд ли много патронов к ним. Как они могут перерезать бесконечное — это, конечно, признак эмоционального возбуждения — число рабочих? Получается какая-то бессмыслица. Если только кулак — это не эвфемизм, то есть другое обозначение — крестьянства. Крестьян-то действительно были десятки миллионов.

Вот против них и зовет Ленин в последний и решительный бой. Конечно, судьба крестьянства была предопределена, как всегда в борьбе города с деревней. В тот момент, ввиду ряда обстоятельств, крестьяне от власти отбились, принеся многомиллионные жертвы. Власть вынуждена была объявить НЭП, приняв требования крестьянских восстаний. Но лет через 7-8 попытка была предпринята вновь, и тогда удалась на более длительный период. Причем опять под колоссальным террористическим нажимом, который опять назывался раскулачиванием. Здесь можно видеть проявление аналогии: борьба города с деревней имеет такой же характер, как борьба человека с природой. В каждом отдельном месте человек сильнее природы и может ее "победить". Реакция Природы — это гибель целых ее областей, вымирание, грозящее и гибелью человека, который как-никак — часть природы. Осознав это, он отступает (если еще не поздно).

Как известно, принятию курса на сплошную коллективизацию предшествовал ряд бурных съездов партии — XIII, XIV, XV. Я хочу предложить отчасти новую интерпретацию этих съездов. На них лидеры оппозиции менялись. Например, на XIII ее возглавлял Троцкий. Противостояли ему Зиновьев, Каменев и Сталин. А на XIV оппозицию возглавлял уже Зиновьев при поддержке Каменева. А противостоял ей Сталин, Бухарин и другие. Но требования оппозиции сводились всегда к одному: к возобновлению наступления на деревню. Мне представляется, что наиболее активная и энергичная часть партии: те, кто собирались на съезды и партконференции, те, кто их выбирали, именно этого и требовала.

Для нее, для самых принципиальных ее членов, величайшей травмой было отступление НЭПа. Эта часть и требовала реванша. Среди членов партии было тогда очень много самоубийств. "Правда" сообщила, например, что в 1925 году 14,7%, то есть почти 15% от умерших членов партии, покончили с собой. А социологи считают, что 1-2% — это норма, или даже, как они пишут, критический уровень для любой социальной группы. Изданные сейчас сводки ОГПУ, высылавшиеся тогда очень узкому руководству, сообщают, что в 1922 году из партии выходят, как они там пишут, "целыми комячейками". Вследствие, опять же, как пишут, "несогласия с новой экономической политикой". Это в Поволжье, в северном крае, в Сибири, в юго-восточном крае.

Видимо, у партии в целом и не было другой программы, кроме идей военного коммунизма. Ведь идеи военного коммунизма просто совпадали с принципами "Коммунистического манифеста". Так, например, в "Коммунистическом манифесте" были предсказаны трудармии Троцкого. Это была основная, идейная основа тех оппозиций. Наконец, более чуткая часть руководства, включая Сталина, поняла, что только на этой основе можно сплотить партию, и приняла ее. Менее чуткими были Бухарин и другие, которые ее не приняли. Но и они сопротивлялись лишь до тех пор, пока не стало ясно, что план удался. Это были, так сказать, чисто тактические разногласия. Да и Сталин при первых столкновениях лишь обвинял их в излишней осторожности, сравнивал даже с чеховским человеком в футляре.

Перейти на страницу:

Все книги серии Завтра (газета)

Похожие книги

Свой — чужой
Свой — чужой

Сотрудника уголовного розыска Валерия Штукина внедряют в структуру бывшего криминального авторитета, а ныне крупного бизнесмена Юнгерова. Тот, в свою очередь, направляет на работу в милицию Егора Якушева, парня, которого воспитал, как сына. С этого момента судьбы двух молодых людей начинают стягиваться в тугой узел, развязать который практически невозможно…Для Штукина юнгеровская система постепенно становится более своей, чем родная милицейская…Егор Якушев успешно служит в уголовном розыске.Однако между молодыми людьми вспыхивает конфликт…* * *«Со времени написания романа "Свой — Чужой" минуло полтора десятка лет. За эти годы изменилось очень многое — и в стране, и в мире, и в нас самих. Тем не менее этот роман нельзя назвать устаревшим. Конечно, само Время, в котором разворачиваются события, уже можно отнести к ушедшей натуре, но не оно было первой производной творческого замысла. Эти романы прежде всего о людях, о человеческих взаимоотношениях и нравственном выборе."Свой — Чужой" — это история про то, как заканчивается история "Бандитского Петербурга". Это время умирания недолгой (и слава Богу!) эпохи, когда правили бал главари ОПГ и те сотрудники милиции, которые мало чем от этих главарей отличались. Это история о столкновении двух идеологий, о том, как трудно порой отличить "своих" от "чужих", о том, что в нашей национальной ментальности свой или чужой подчас важнее, чем правда-неправда.А еще "Свой — Чужой" — это печальный роман о невероятном, "арктическом" одиночестве».Андрей Константинов

Александр Андреевич Проханов , Андрей Константинов , Евгений Александрович Вышенков

Криминальный детектив / Публицистика