Газета Завтра 595 (16 2005)

Официальная идеология хрущевской и брежневской эпохи строилась, по сути, на том самом космополитизме, который осуждался в правление Сталина. Его своеобразие по сравнению с космополитизмом 1920-х было лишь в том, что в нем более интенсивно использовались космополитические мотивы именно в русской мысли, мотив "космизма", и "всечеловечества" русских. Хрущев и Брежнев, сами того не подозревая, выбрали Достоевского с его всечеловечеством и "розовым христианством" (но, только, без христианства), в то время как Сталин стоял, по сути, на стороне его критика Леонтьева, причем и в империализме, и в национализме одновременно. Невозможно было представить себе в сталинский период ту архитектуру культа Первого Космонавта, которая была выстроена при Хрущеве. Гагарин или кто-то еще был бы воспринят как сын русского народа, как бесстрашный советский офицер, как наглядное свидетельство успеха социализма, но ни в коем случае не как "сын Земли" и "посланец человечества". Космическая тема как космополитическая постепенно приобретала все более гротескные формы, вплоть до абсурдных песенок позднебрежневской эпохи: "Мы — дети Галактики. Но, самое главное, мы — дети твои, дорогая Земля". Симптомом этой денационализации и космополитизма стало угасание национальной живописи и архитектуры, переживавших при Сталине свой великий расцвет. Этот расцвет продержался до второй половины 1950-х, но уже в Манеже единственными представителями "творческого начала" перед Хрущевым оказались пресловутые "пидарасы". Это не значит, что у Корина или Пластова не было достойных преемников, — они есть и до сих пор. Просто эти преемники были, по сути, выброшены из культуры, вытеснены на ее периферию. В архитектуре же развитие просто было пресечено откровенным насилием, насаждением "постконструктивизма".

Пройденный семафор

И здесь мы встречаемся с той стратегической развилкой, на которой выбор зависел от самого Леонида Ильича Брежнева, и которую он благополучно миновал, продолжая двигаться по хрущевским рельсам. С середины 1960-х в России набирает силу встречный поток, реакция на хрущевский космополитизм, в виде социалистического патриотизма и национализма. Смещение Хрущева открывает развитию этого национального начала дорогу. Развиваются патриотическая литература, патриотическое искусство, начинается кампания интеллигенции за возвращение к корням. Знаковым становится опубликованное в 1965 году "Молодой гвардией" воззвание Степана Коненкова, Павла Корина и Леонида Леонова "Берегите святыню нашу", приведшее к популяризации реставрационного движения, оформившегося в ВООПИК, ставший "легальным" прикрытием возрождения национального сознания.

Однако деятельность так называемой "русской партии" была лишь вершиной айсберга, вершиной происходившего глубинного социального процесса. Многие из живших в те годы русских вспоминают, что в 1970-е для людей было характерно острое до боли переживание собственной русской этничности. Своеобразной "иконой" этой этничности стало изображение храма Покрова на Нерли или ансамбля в Кижах, ставших культовыми объектами национального сознания именно в эти годы. Порой это увлечение "русским" принимало и достаточно нелепые и неприятные формы, вроде мародерского "собирания" икон, однако в целом это был вполне органичный и очень живой процесс, вполне естественный для общества, вновь "отращивающего" свои обрубленные традиции. Вслед за "советской цивилизацией", весьма успешно произведенной брежневской системой, люди обретали и национальную городскую культуру. В СССР, на "социалистической" основе формировалось неотрадиционное общество, которое, для своего укоренения, нуждалось в национальное основе. И эта национальная основа подращивалась снизу.

Время "застоя" для перестройщиков, для патриотов представлялось временем бурного развития, исключительно позитивных общественных процессов. "Последние четверть века оказались необычайно важными для нашего общественного самосознания — именно в эту пору начали формироваться, развивались и крепли взгляды с твердой патриотической основой. В 1960-е годы возникли предпосылки трезвого и нелицеприятного анализа пройденного пути. Вопросы идеологии, художественной культуры, заново осветились светом отечественной Истории. Порванные страшным безвременьем связи — эпох, поколений, вечных идеалов и ценностей — стали восстанавливаться с неожиданной для современников неотвратимостью и силой" — такую, согласитесь, совершенно неожиданную оценку "застою" давал автор предисловия к сборнику "За алтари и очаги", вышедшему в 1989 году и собравшему патриотическую публицистику за четверть века.