Газета Завтра 608 (29 2005)

Тургеневский дом, как тульский пряник. Лэйбл. Брэнд. Имидж губернии. Деревья в парке еще помнят "либерала и монархиста". Как мальчиком Ваней ловил он птиц западней, пленками, сетками, так потом Иваном Сергеевичем всю жизнь весьма нелиберально стрелял в них. Откуда такая страсть к смертоубийству? А матушка розгами внушила. На склоне лет вспоминала Варвара Петровна: "Когда ты был еще ребенком, я тебя секла. И всегда до обморока. (Думаете мальчик Ваня сознание терял. Нет. Матушка сердобольная. — А. Л. ). Раз ударов десять тебе дала. Чувствую, свет меркнет. А ты, ангел мой, кричишь: воды мамочке! Сердечушко! Стоишь предо мною с голой попкой...".

Люблю дворянские гнезда — центр, ядро деревенской, крестьянской, русской жизни. Поражаюсь деловой хватке, хозяйской разворотливости и стойкости помещиков. Какое проклятье было иметь поместье. Это вам не нынешние коттеджи. Это же на тебе и ярмо председателя колхоза и менеджера по продажам. Заклады-перезаклады. Платежи— кредиты. В письмах одни стоны: засуха, дожди. Управляющие — воры, арендаторы — бездельники. Оброк — барщина. И вся, как теперь говорят, социалка на тебе: пенсии дворовым, богадельни одиноким старикам, школы, больницы, дороги, мосты. Помещики кормили Россию, создавали ее золотой запас, крепили ее величие, изукрашивали. И к александровскому 61-му году взвыли от непосильной этой ноши : ослободи, государь! Крестьянам — то это вовсе не нужно было.

И вот сбили с чана обруч, расщелялись стенки, потекла кровь-водица. Уже через двадцать лет, давно размежевавшись с мужиками, раздарив, распродав им свои земли, Иван Сергеевич Тургенев ужаснулся содеянному: " Мужики пришли ведро водки просить по поводу моего приезда, — пишет он в дневнике. — Глядя на их патриархально— смиренные лица, я никак не мог отделаться от мысли, что когда-нибудь они меня обязательно на вилы поднимут"...

До Белино километров сорок узкой асфальтовой дороги. В кустах — замшелые кирпичи фундамента другой барской вотчины — барона Дельвига. В ближайшей избушке — голос. Заглядываю через плетень— тургеневский мужичок. Достаю из дорожных запасов бутылку портвейна, захожу во дворик: "Стаканчика не найдется, хозяин?" Проверенная военная хитрость. Сидим в тени вековой липы. Геннадий рассказывает, как ехал однажды на тракторе, и колесо вдруг провалилось на ровной дороге. Дал задний ход. Глянул в провал. А там — череп, ордена и "коричневый пиджак". Потом оказалось, это склеп и череп поэта Дельвига.

Я знаю, что за мысли водились под этим черепом кроме поэтических. " Теперь деревня только обещает деньги, а не дает. Покорнейше прошу одолжить мне 1000 рублей. К вам письмо двенадцатое из числа приготовленных мной для почты подобных мольб. Благодаря корысти управляющего и собственной моей оплошности в прошлый год Белино дало всего 4800 рублей. А только по закладам пришлось выплатить более трех тысяч".

А вот у Фета получалось. Он завел плодопеременное хозяйство, машины, действовал властно, в чем-то по-сталински, скор был на кулачную расправу, по-офицерски властвовал как на завоеванной территории, и Воробьевка расцвела — все об этом писали: "Фет в белом халате с медалью мирового судьи на животе выглядит весьма довольным жизнью. У него в доме европейская мебель, прислуга в ливрее, пони и ослы на дворе".

Вооруженный такими знаниями, еду к нему в Щигровский уезд. Вдоль железной дороги наперегонки с курортными поездами. По карте — верстовке 1889 года издания нахожу райский уголок поэта — голое место в подстепье. Жаворонок завис, как воздушный змей, на огромной удалении. Вместо пруда — бочажина. Монтировкой потыкал землю, не зазвенит ли камень фундамента — напрасные надежды. Пустыня.

Сначала помещики отсюда деру дали, думаю, а потом и мужичкам не пожилось. И они в города рванули подальше от этой каторги земледельческой.

Напоследок, уже в вечерней прохладе, добрался до поместья славного журналиста золотого века Алексея Сергеевича Суворина. Тут фундамент еще как крепостная стена, хотя тоже кусты кругом. Называется Никольское, но теперь пустой это звук. Глухомань. Только ряды лип еще можно рассмотреть. Темные аллеи.