Газета Завтра 788 (52 2008)

Всё, что у нас есть сегодня, — это нефть и газ. И уж они используются по полной. Что касается людского ресурса… Сегодня из 142 млн. граждан России, за вычетом пенсионеров, детей, армии и милиции, чиновничества и клерков, ведомственных служащих и священников, остается лишь порядка 50 млн. трудоспособных человек — вот и весь наш ресурс. Для какой-нибудь Нигерии это приемлемая цифра, чтобы осуществить мобпроект. Для России — никоим образом.

В этих условиях грезить о сталинских методах экономики — всё равно что в период монголо-татарского ига мечтать повторить Олегов поход на Царьград. Амбициозно, дерзко, "стратегически", но деструктивно. Следовательно, по мысли власти, необходимо отказаться от невыносимого "гнета блестящего прошлого" — точно так же, как в свое время отказались от него большевики, выбросив на "свалку истории" не менее амбициозные проекты вроде идеи "захвата Проливов и креста над Св. Софией", панславянизма, русской Океании и т. д.

При этом власть вовсе не отказывается от мобилизационных технологий там, где их реально применить. Чем, как не мобилизацией — то есть резким увеличением предложения простимулированной рабочей силы с одновременным резким снижением ее стоимости — являлось практически молниеносное привлечение для общероссийского строительства и народохозяйственных нужд десятка миллионов трудовых мигрантов из скатившихся в доиндустриализм стран СНГ? Но провести мобилизацию в постиндустриальном "обществе потребления", каковым сегодня является Россия… Тут даже ГУЛАГ или реальная перспектива ядерной войны с Америкой вряд ли помогут.

ЛОЖНЫЙ ТИП ЧЕЛОВЕКА

Особенной мобилизационной технологией сталинизма можно назвать явление, описываемое как "героизация советского народа". За гигантскую плату, ценой неимоверных усилий и потерь разрозненное, иссеченное гражданской войной население было превращено в народ-творец, в народ-труженик, в народ-победитель, обуянный культом Победы, созидания, творчества и развития.

Однако есть основания спросить, каким образом этот народ-творец уже в следующем поколении после победившего в войне превратился в трехсотмиллионную массу потребителей и обывателей, подсаженную на советскую нефтяную иглу и страшащуюся одного только упоминания о войне и жизненных тяготах? Каким образом сыновья героев-богатырей, бравших Берлин, без единого выстрела сдали свою страну в 1991 году? И откуда взялась у вчерашнего "строителя коммунизма" первобытная архаика, столь явно обнажившаяся в череде кровавых конфликтов на постсоветском пространстве 90-х?

Какую же цену заплатил сталинский человек, чтобы сначала превратиться в труженика и героя, а затем столь бездарным образом воспитать своих детей? Представляется, что цена эта страшна — человеку пришлось отказаться от веры в Бога, лишиться Божественного измерения, утратить иерархию Идеального. Не до конца взорванные храмы, заигрывание с РПЦ во время войны и поверхностное отправление одного-двух церковных обрядов, вроде крещения детей или раскрашивания яиц на Пасху, никак не перечеркнут факта принципиального советского насаждения государственного атеизма и воспитания нового, рафинированного материалистического человека, утратившего интегральную идеальную константу. Коммунистическая утопия, призванная заместить трансцендентное начало в советском человеке, выродилась в суррогат уже к 40-м годам XX века, и очень быстро на её месте образовался вакуум. В итоге из человека без Бога в душе оказалось возможным лепить всё что угодно. Когда потребовалось — творца и героя. А немного погодя — мещанина и приспособленца.

Подобное роковое конструирование "человека нового, человека безбожного", человека без метафизики больше не приемлемо. Любая проектная модернизация, осуществляемая сегодня в России (а то, что наша страна все-таки движется путем Модерна, С. Кургинян признал не далее как в начале декабря), должна обойтись без "десакрализации социума", осуществленной семьдесят лет назад и приведшей к катастрофическим последствиям.

ПСЕВДОЛЕВИЗНА

Со сталинизмом традиционно связывают и такую основополагающую категорию советской социальной философии, как социальная справедливость, а также весь комплекс левых идей, постулированный в великой триаде "Свобода. Равенство. Братство". Именно возвращения в контекст современной политики принципа справедливости так жаждут наши патриотические мыслители.

Действительно, сотворение "нового человека", свободного от "иерархичности духа", хорошо сочетается с левым мировоззрением, также почти всегда атеистическим, не приемлющим над собой никакого Верха, равно как и Низа под собой.