Газета Завтра 796 (60 2009)

Ему подносят чизбургер на серебряном блюде.

Вот сидит он в Макдоналдсе, как Властелин Колец,

Пошла ему реальная пруха.

Вокруг него организуется Клуб одиноких сердец

Сержанта Глухова.

Но ему в то же время ставят в вину

На пространстве информационном

Тот факт, что он родную страну

Променял на банальный хот-дог с поп корном.

Одни говорят, что сержант Глухов — враг,

Безродный космополит и моральный калека.

Другие вздымают его, как флаг -

Вот, мол, поступок свободного человека!

А сержант Глухов, не будь дурак,

Переодетый в джинсы и свитер,

Вдумчиво кушает свой Биг Мак,

Он не похож на безродного космополита.

Он обещает вернуться когда-нибудь потом.

В Грузию собираются его родители.

И министерство обороны перестало настаивать на том,

Что он не сам ушел, а его похитили.

Суетятся у столика журналисты,

Едко пахнет хмели-сунели…

Когда русская армия войдет в Тбилиси,

Он первым будет расстрелян.

Анатолий Туманов АПОСТРОФ

Эрик Дэвис. "Техногнозис. Мир, магия и мистицизм в информационную эпоху" — Екатеринбург: Ультра. Культура, 2008.

Эту книгу от издательства "УльтраКультура" ждали с середины 2006-го года. Интригующий анонс предвещал все ответы на самые актуальные вопросы, которые только могут быть заданы человеком информационной эпохи. И вот, когда книга уже издана, она может разочаровать русского читателя, и только по совместительству — пользователя интернета. Потому что русскому читателю свойственно требовать окончательных и категоричных ответов, чего от книги Эрика Дэвиса ждать не приходится. "Техногнозис" — энциклопедия противоречивых и двусмысленных мифов, связываемых с мифологией традиционной в западном самосознании. И противоположных тому, что является, а не кажется, мифом Традиции.

С одной стороны, изображается оптимистическая картина: как техника спасает и освобождает человека. В том числе — от потери смысла существования, представляя в новых формах первичные традиционные паттерны, — "модели" религиозных культов, духовной жизни, знания, превосходящие обыкновенный эмпирический (чувственный) уровень того, что необходимо для образования и становления.

С другой стороны, Дэвис то и дело возвращается к лейтмотивным для традиционалистов свидетельствам об общей деградации человеческого естества, что лишь отчасти компенсируется техническими достижениями. Но расплата за эти достижения покрывает все выгоды — автор постоянно повторяет тезисы о неумолимости технического прогресса "синхронного" с вырождением, в том числе вырождения социальных и государственных институтов, и самой культуры, должной насыщать технику смыслом.

Заметно также, что в описаниях человеческого тела как и с позиции современной науки, так и с традиционных, гностических и герметических доктрин, автор намеренно подытоживает материал релятивными заключениями. Неизменно порождающими зависть современного человека не к предыдущим поколениям, но к совершенству объектов техники, в сочетании с человеческим разумом дарующих телу — бессмертие. Уже физического, а не только духовного порядка. Дэвис не поясняет, останется ли при этом синтетическое существо человеком, и у нас есть все доводы, чтобы ответить на этот вопрос отрицательно.

Современный человек, слишком зависимый от техники, уже предельно далёк от эталона, или просто хорошего примера, данного в классической антропологии. Автор "Техногнозиса" неоднократно использует термин "инфонавт", иными словами — путешественник в пространствах и особом времени информационного мира. Параллели между виртуальностью и трансцендентальным платоновским "миром идей", астралом мистиков и надмирными Эонами (слоями Космоса) гностиков рушатся от этой естественности. Слишком неубедительно звучат аргументы в пользу аналогий, а сравнения описаний высшей реальности в манускриптах Гермеса Трисмегиста с закавыченной "метафизикой" глобальной информационной сети Интернет выглядят более чем некорректными.

Описывая и в некотором роде восхваляя информационную сеть, автор применяет распространённую в среде гуманитариев уловку: подменить категорию онтологической свободы полным отказом от системы ценностей. При этом релятивизм, приводящий к полной безответственности, ретушируется красивой теорией "фронтира" — границы между освоенными, контролируемыми и управляемыми пространствами и сферой непостижимого, трансцендентального по отношению к "дурному" порядку. Эту границу пересекает, следуя логике автора, любой подключённый к сети и знакомый с неким якобы автономным культурным контекстом. Дэвис умалчивает, что этот привлекательный концепт возник в результате распада традиционных культур, являющихся ничем иным, как проекцией всё тех же сакральных иерархий, с присущим только им символизмом и ценностной системой.