Газета Завтра 863 (22 2010)

     Из иностранных участников самыми интересными оказались работы немцев. Скучная, в общем, работа германских архитекторов была практически не представлена, но заменена технологичными достижениями в строительстве. Когда-то и отечественная инженерия могла похвастаться новшествами: расчётом розы ветров или там продувкой макетов в аэродинамической трубе. Сейчас эти времена стали практически былинными, и удивить заезжих гостей можно только танцующими волгоградскими мостами, опрометчиво не представленными на выставке. Сэкономили, наверное. Кстати, многое на выставке определялось экономией. Добрая половина площадей была занята производителями отделочных материалов и интерьера, и в этом есть сермяжная правда. То, что столько лет подвёрстывалось под слово архитектура, — обычный дизайн, со столь же традиционными, без затей, способами привлечения внимания. А у настоящих архитекто- ров теперь будет время подумать, не слишком ли быстро участие в биеннале отбросило их за борт современности, и не надо ли что-то в "архаике" поменять?

1

Фёдор Бирюков АПОСТРОФ

Эдуард ЛИМОНОВ. "А старый пират…" — М.: Ад Маргинем Пресс, 2010, 128 с.

     Эту книгу я не сразу приметил в магазине, она затерялась среди крупных ярких томов. Маленькая зелёная книжица… Мягкий переплёт, карманный формат. На обложке — чёрная вытянутая рука, унизанная диковинными побрякушками — золотыми кольцами, браслетами. Крючковатые пальцы пытаются дотянуться до чёрных же, с красивым наклоном, букв: Лимонов. Обветренная, просоленная морями и прожаренная солнцем рука старого пирата…

     Лимонов был поэтом всегда. И в пору хулиганского отрочества, и в годы "негодяйской" молодости, и позже, когда покорял одну за другой мировые столицы. Стихи — дорогие деликатесы, одной поэзией сыт не будешь. И Лимонов писал прозу — яростную, революционную, страстную, предельно честную. Будь то автобиографические романы, приводившие читателей одновременно в ужас и восторг, будь то публицистические "бомбы" — такие как "Дисциплинарный санаторий", "Другая Россия", "Ереси". Но за фигурой бескомпромиссного писателя-бунтаря всё это время неизменно маячил силуэт поэта — тоже ниспровергателя, но ницшеански отстранённого, обособленного.

     Стихи Лимонова полиритмичны. Иногда эстетские, по-моцартовски легкие. Часто — грубые до физиологичности, строчки рваные и резкие, как панк-рок. Бывает, слова кружатся в вальсе, бывает — бравурно маршируют имперскими легионами. Чтение не для уютных салонов, где на столиках в романтическом полумраке мерцают бокалы с вином. Лучше — в несущемся сквозь подземелье вагоне метро, когда пытаешься распознать в окружающих женщинах очередную шахидку. Или в окопе на передовой, на самом острие жизни.

     В горах дымы и перестрелка,

     Х`рваты начинают бой…

     Пошли, Аркан. В дорогу, Желко!

     Мне по пути опять с тобой…

     После тюрьмы поэт в Лимонове обрёл второе дыхание. Гулкую холодную бездну казематов с её метафизическими сквозняками и запредельной несвободой, лязг металлических засовов, мрачные тени узников прошлого, космическую тоску, ярость загнанного в угол волка — всё это превратил седовласый Лимонов в коловращение слов, свистопляску страстей — в абсолютную свободу, на которую только способно творчество.

     Понимал я, что прекрасна святость,

     И отказ от бременей и уз,

     Не пугала даже и проклятость

     Я в тюрьме аскезы понял вкус,

     Был я тверд и стоек, как Ян Гус…

     "Старым пиратом назвал меня Тьерри Мариньяк — приятель моих парижских лет, — говорит Лимонов. — Короче, перед вами новый сундук стихов "оголтелого человека", как характеризовал меня недавно один критик".

     Открывая сундук, будьте готовы к приключениям. Вы можете вдруг очутиться на берегах древнего Нила, в бункере Гитлера или же среди руин современных мегаполисов…

     В разбитых куполах гиперторгцентро будут летать птицы.

     В стенах парламентов мира будут зиять дыры.

     На наш седьмой съезд соберутся полевые командиры,

     Обветрены, загорелы, изможденыи усталы будут их лица…

     Между задумчивым Сталиным и одержимым Фаустом резвятся белокурые детишки — мальчик и девочка, Богдан и Саша — "цветики России". А где-то неподалёку ожидают возвращения своего героя страстные и непостоянные красавицы… В знойном Афганистане "читает Киплинга Джон", агент ЦРУ. Пару тысячелетий в сторону, и вот мы встречаем греческих богов — бородатых и загорелых. Они вернутся уже в постапокалиптическом послезавтра — "жестоки, сиятельны, надменны и страшны".

     В парадоксальном лимоновском мире пересекаются пространства, времена, души меняют телесные оболочки. Но неизменной остаётся духовная Родина — Россия — под трехцветьем имперского флага.

     Звенит золотое над чёрным

     И чёрное свежей землёй

     Наваливается упорно

     На саван врага ледяной.

     Там "Ра" египтянское просто

     От "Радости" произошло…

     Поэт и гражданин в одном лице, Лимонов увлекает своего читателя в путешествие по бескрайним просторам вечной Руси — по ту сторону угрюмой реальности спальных районов, "милиционеров, перронов, вокзалов", — "под белоснежными орлами, где ветер гонит ямщиков"