Газета Завтра 878 (37 2010)

     Старик разрывчато дышит, шепчет в дыму:

     — Попей, сынок… родничок — спаситель наш…

     Я тут сплю… деревня наша уже мёртвая, уже пустая, заколоченная — вновь померла, погорела, хотя я один тут остался в живых…

     Все померли, упокоились, угомонились в перестройку…

     Всех Горбач, Гайдар да Ельцин подмели да на погост отправили…

     Старик словно улыбается… страшная улыбка…

     — И вот огонь пришёл отомстить за нас… за убитых в перестройку…

     Бесы, бесы поселились в Кремле, сынок….

     Или мы их выкурим из Кремля…

     Или они нас выкурят из изб…

     Всех на погост отправят…

     Всех! Всю Россию на погост уложат…

     Весь народ православный покорный окажется на кладбище… Или — мы, или — они…

     Но пока они нас с земли гонят… а мы терпим, отступаем, как в сорок первом году…

     Лес уже не выдержал — задымился, загорелся, пошёл на Москву безбожную бесовскую…

     А народ наш никак не поднимется, не загорится, не задымится…

     И что ж мы — смирней, покорней, слепее, глупее, чем лес?..

     Дед поглядел куда-то сквозь дым и продолжил:

     — Ах, слепцы-властители московские… Уже вы все обезумели, одурели от ворованных, несметных денег и сладости беззакония…

     И творите, что хотите…

     Пословица говорит: "Богатые скачут, а бедные плачут…"

     Сколько же вам скакать, гулять и в яхтах плавать, а нам гореть в нищих избах да утихать на кладбищах?..

     Ах, слепцы-властители, погонщики, короеды Руси!..

     Пограбили, погуляли сладко, разухабисто — так садитесь на яхты ваши и плывите в тёплые края с пальмами…

     У нас-то уже нечего брать… Всё вы у нас взяли… содрали… даже воздух украли, сожгли…

     И что брать с нас, с русских? С поголовно нищих? Пепел лесной, что ли?

     А тут у нас лесной Чернобыль!.. который вы устроили нам!..

     Бегите, пока не сгорели…

     Старик опустил седую голову и зашептал беззубым ртом, улыбаясь:

     — Но не бегут!.. Слепцы!.. ждут чего-то… Как вор, тюрьму что ли…

     Потом поздно будет…

     Скоро поздно будет…

     При дверях Суд человеческий… А потом и Божий…

     …О Боже!..

     Я сажусь на матрас рядом с дедом…

     И опускаю, окунаю лицо горящее в родник лепещущий… дышу… пью ледяную, живительную, всхлипывающую воду… долго пью, долго…

     Около родника дым немного редеет…

     Но потом вновь густеет, стоит недвижно… пролезает в гортань… в лёгкие… в печень… в сердце… в душу…

     Ни ветерка в поле, в травах, одуревших от жары, алчущих иль дождя, иль огня…

     О Боже…

     Где Ты, Господь наш… Ты же всегда с нищими, с несчастными, с одинокими… со смиренными… с погорельцами…

     А нынче мы все на Руси такие…

     Где Ты, Спаситель на Белой Ослице?.. Иль заблудился в дыму?..

     А нынче на земле две самые несчастные страны, где ликует дьявол — Афганистан и Россия…

     И потому по афганской земле бродит Пророк Мухаммад на Верблюдице Косве…

     И кровь афганская стоит по брюхо Верблюдицы…

     А по русской земле бродит Спаситель на Белой Ослице — и кровь русская стоит по брюхо Ослицы…

     Воистину!..

     …И вдруг в дыму призрачно является, плывёт бесшумно жена с льняной богатой косой…

     Как странно… кто нынче на Руси носит заповедную косу?.. иль это виденье?.. давно я не видел жену с косой…

     А на русой её косе сидит, лепится высохшая стрекоза…

     Всегда я вздрагиваю, когда вижу стрекозу…

     Стрекоза напоминает мне распятого человека…

     Мне кажется, что стрекоза — символ нынешней Руси…

     И таких старинных красавиц я не видел давно…

     Она в длинном платье… похожа на монахиню… она босая… и я тревожусь, что она изобьёт ноги о сухие жесткие травы…

     Но чудится мне, что она плывёт над травами, не задевая их…

     На руках у неё младенец…

     Они плывут в дыму… тихо… немо… покорно…

     Мне чудится, что и она улыбается той же улыбкой, что и дед…

     О Боже!..

     Может, Богородица сошла в дымах смертельных на горящую, задыхающуюся Русь…

     Ведь Она — Богосошественница, Покровительница, Хозяйка Руси…

     И вот сошла в дымах и пожарищах, чтобы спасти гибнущих…

     Но почему у Неё русая коса, русская коса…

     Я осеняю себя крестом… встаю с матраса…

     Матушка Вечная, иль Ты, Всематерь, пришла на помощь погорельцам, а вся Русь нынче погорелица, и некому помочь Ей, опричь Тебя, Матушка…

     И дед поспешно встаёт с матраса и целует икону Неопалимая Купина, и крестится, крестится, и шепчет испуганно:

     — Матушка Царица Небесная, вся моя деревня-то погорела, а я один остался с иконой Неопалимая Купина…

     Я эту икону навстречу огню поднял — и вот огонь от моей избы отступил… укротился… отбежал от избы моей, испугался огонь, а остальные избы лихо пожёг…

     Матушка, попей из родничка-то водицы живой… И Младенцу дай попить…

     …Я гляжу на Неё… с великой надеждой, с древним русским вечным упованьем…

     Значит, это не виденье в дымах…

     …Матушка, помоги нам…

     Тогда Она шепчет:

     — Я школьная учительница… по музыке…

     Ах, кому нынче нужна музыка…

     Деревня наша тоже в огне пропала… а мальчик мой задохнулся от дыма…

     Мы вдвоём в церковь идём… чтобы отпеть его… не успели покрестить, а уже отпевать…

     Но в дыму мы заблудились… простите нас…

     И опять мне чудится, что она виновато улыбается…

     …Я гляжу на неё и забываю о дыме…

     Великой, уже небесной, ангельской русской кротостью веет от неё, хотя мне хочется закричать: "Пойдём в Кремль… пусть там отпоют безвинного твоего…"

     И кажется мне, что она шепчет кротко: "Но разве убийцы отпевают убиенных?.."

     Тогда я шепчу: