Газета Завтра 9 (1213 2017)

В том же сборнике были размещены ещё две статьи Шафаревича. В первой — "Социализм" — он пытается доказать глубокую связь между социалистической идеологией и стремлением человечества к саморазрушению. Из этой статьи потом выросла первая большая его книга "Социализм как явление мировой истории" (1977). Современники восприняли эти тексты как стандартную антисоветскую агитацию. Но прошло сорок лет, Советского Союза давно уже нет, сочинения Маркса и Ленина выброшены на свалки, а социалистические тенденции глобализации только нарастают. Причём именно в тех странах, которые когда-то боролись с "красной опасностью".

"Впрочем, это обстоятельство не будет казаться столь удивительным, если мы вспомним, что лишь немногим больше двухсот лет прошло с тех пор, как социалистическая идеология приняла рационалистическую внешность. И уж совсем недавно (в масштабе всей истории) социализм в форме марксизма сменил эту внешность на научную. Краткий период "научного социализма" заканчивается на наших глазах, научная оболочка не увеличивает уже притягательности социалистических идей, и социализм её сбрасывает".

Чтобы понять, о чём тут говорит автор, от читателя вновь требуется "освободиться от некоторого штампа мысли, от непроверяемого, необсуждаемого убеждения". Вроде банальное научное требование, но как же его трудно осуществить!

Сборник заканчивался статьей "Есть ли у России будущее?". Публично задать такой вопрос в 1974 году (на деле текст был написан ещё раньше, в 1971-м) мог только сумасшедший. Речь ведь шла о ближайшем будущем второй (а в некоторых отношениях и первой) державы мира! Державы, победившей нацистскую Европу и освоившей космос. Собственной страны, в конце концов.

"Думать страшно, — писал Шафаревич. — Потому что возникает сомнение, которое жутко и выговорить: ЖИВА ЛИ ЕЩЁ РОССИЯ? Ведь жизнь и смерть народов не так резко разграничены, как у живых организмов. Историческое предназначение народа может быть исполнено, творящая душа может его уже покинуть, а тело его — государство — будет десятилетиями активно: казнить еретиков или покорять соседей. Для великой страны ЖИТЬ — не означает лишь не распадаться на части и сводить концы с концами в своём хозяйстве. Она должна ещё осознавать ту цель, ради которой существует, свою миссию в мире. Есть ли сейчас у России такая миссия?"

Читая эти строки в переиздании конца 1980-х, когда российская реальность давала уже гораздо больше поводов для беспокойства, я был потрясён не столько глубиной и размахом мысли автора, запросто оперировавшего столетиями и континентами, сколько его смелостью. Иногда эта смелость даже напоминала жестокость. Казалось бы, чего стоит обойти особенно тяжёлый вопрос, не заострять его, когда людям и без того больно?

Правду сказать, плясками на костях грешила вся тогдашняя журналистика. Но у большинства авторов, задававших нам "проклятые вопросы" на "запретные темы", совершенно отсутствовало и чувство меры, и сочувствие к читателю. Наоборот, хорошим тоном в этой среде было поизмываться над народом и его святынями. Шафаревич выделялся среди "прорабов перестройки" не только серьёзной основательностью в рассуждениях, но и абсолютным отсутствием позы, трескучей фразы. Он никогда не спрашивал впустую и никогда не использовал свой талант для того, чтобы покрасоваться. При огромной образованности в нём совершенно не чувствовалось какого-либо высокомерия. Писал он просто. Иногда до наивности.

"Вот к какому выводу мы приходим: судьба России находится в наших руках, зависит от индивидуальных усилий каждого из нас. Но самое существенное может быть тут сделано на единственном пути — через ЖЕРТВУ…

Может показаться, что в этом наша беда, на самом же деле этим нам даётся неотразимое оружие и источник сил без границ. Едва ли есть среди социальных сил другая, которая так мощно движет людей, как стремление к жертве за высшие идеалы. Может быть, не всегда, но в решающие эпохи истории жертва приобретает притягательность, не объяснённую никакой социологией. Этот эмпирический факт знают и используют опытные политики: призыв к жертве обычно встречает мощный отклик в народе. В нашей стране одна из причин успеха революции, несомненно, была в том, что только в революционной деятельности интеллигенция находила выход своему стремлению к подвигу, жертве. А какой исследователь мог бы предсказать такой героизм в последней войне? Ведь её судьбу решили те самые крестьяне, которые перед тем так много вынесли на своих плечах. Как можно объяснить это чудо, если не тем, что война дала возможность распрямиться во весь рост, открыла путь честной, добровольной жертвы, закрытый до того жизнью?"