Газета Завтра 918 (25 2011)

В последние годы она считала себя женщиной-мессией, которая принесла России свободу. Она рассматривала свою миссию как избавление России от всего советского. Боннэр была женским обличием Яковлева: полагая полезной функцией собственную роль в той трагической суперигре, они шли к своей цели — уничтожению коммунизма и превращению СССР в осколки. И не останавливаясь перед средствами.

Боннэр считала, что ее саму, а также Сахарова, — недооценивают. Видимо, полстраны должно быть названо именем академика, как когда-то именем Ленина называли улицы и заводы? С этим чувством обиды за свои усилия, не оцененные по достоинству, Боннэр уехала в Америку, где доживала последние годы, поливая грязью нынешнюю Россию. Проклиная Путина за то, что Россия победила во "второй чеченской войне", она до последнего дня мечтала об "освобождении" Северного Кавказа "из-под гнета имперской оккупации".

Елена Боннэр — одна из самых зловещих фигур эпохи распада СССР, участница дьявольского замысла Андропова, демон горбачевской перестройки. Теперь они умирают, уходя со сцены один за другим после выигранной когда-то партии. Пусть уходят.

Борис Лизнёв -- Первый план

Одно время мне довелось руководить киномастерской в Славянской Академии Культуры. Из всех студентов на семинарах выделялась одна девушка по имени Маша. Она всегда была самой активной, больше всех интересовалась кинематографическими тонкостями, снимала интересные учебные работы, в целом была лидером мастерской.

Как-то во время занятий она встаёт с места и говорит: "А можно ли задать вопрос не про кино? Вы знаете, Борис Александрович, меня больше всего в жизни интересует порок. Мне совершенно не интересна добродетель, ведь с ней всё так просто, примитивно и однозначно, будто бы я уткнулась в свод дорожных правил, она так же скучна, как конституция. Мне как человеку, моему сознанию, моей душе добродетель ничего не даёт. А вот порок — постоянная проверка себя как личности, расширение собственных человеческих возможностей, горизонтов, в конце концов, это самореализация. Порок всегда интересен, как езда по ухабистой дороге. Идти же по прямому и ровному пути добродетели — всё равно, что замуровать себя заживо, зачахнуть".

В аудитории повисла тишина. Все ждали моего ответа. "Ничего страшного, Маша, — сказал я, — всё будет хорошо. Вы не безнадёжны в этом мире. Хотя бы потому, что называете вещи своими именами. Порок называете пороком, а добродетель — добродетелью. Вот если бы вы интерпретировали порок как парапсихические медитативные сублимации для концентрации энергии подсознания, то ваш случай был бы сложнее. А так вы на верном пути. Но кто вам сказал, что добродетель — это просто, примитивно, а порок — это сложно и интересно? Добродетель в тысячу раз сложнее. Хирург, который спасает человека, делает добро, но в то же время он причиняет боль. И это физический мир. А если заглянуть в духовный? Почитайте жития святых. Какая борьба внутри, насколько нам тяжело понять логику поведения этих людей, их подвиг, жертвенность, порой совершенно парадоксальные поступки. Добродетель ведёт человека к свету, порок всегда паразитирует на ней. В конце концов, добродетель превозносит человека к небу, а порок — это падение вниз. Да, он дарит временное наслаждение и удовольствие, но, в конце концов, это — примитивизм, рождение упрощённого сознания в человеке".

Не знаю, удалось ли мне её убедить, но впоследствии таких вопросов больше не возникало. Маша по-прежнему активно участвовала в жизни мастерской, а потом, по окончании академии, даже поступила на Высшие режиссёрские курсы.

Однажды она позвонила мне и с некоторой горечью в голосе сказала: "Борис Александрович, вы испортили мне жизнь. В своём потоке на курсах я просто белая ворона, надо мной все смеются, иронизируют над моими работами с их христианскими ценностями и стремлением к добру, почти издеваются. И мне очень тяжело".

Я ответил: "Мария, так ведь хорошо, что вы — белая ворона, это прекрасно, что вы не такая, как все. В искусстве как раз нужно быть белой вороной. Это значит, что у вас есть что-то своё, есть, о чём говорить и что доказывать. И не надо смотреть на стадо, которое вас окружает, копировать поведение большинства".

А про себя я подумал: интересно, кого же они штампуют на Высших режиссёрских курсах? Как так, что человек с добрыми побуждениями является там изгоем? Конечно, я понимал, что нынешняя киноэлита создала некую идеологию, за рамки которой молодому кинематографисту невозможно выйти, иначе этот клан действительно может осмеять и отторгнуть.

Ещё вчера все были удручены "примитивным советским однообразием", а теперь выработали своё единообразие так называемых "свободных людей". Ещё вчера боролись за свободу? и только для того, чтобы создать новые рамки, ещё большую несвободу. Что это за новая "духовность", на чём она основана?