Газета Завтра 919 (26 2011)

Жесткость позиции Кремля во многом обусловлена тем простым обстоятельством, что после реализации масштабных проектов "Северного" (2012) и "Южного" (2015) "потоков" нынешнее практически монопольное (70% физического объёма) положение Украины в качестве главной транзитной территории для экспорта российских энергоносителей фактически сойдёт на нет, а следовательно, местные элиты лишатся десятилетиями исправно работавшего источника доходов.

Именно поэтому весьма вероятной и даже вполне предсказуемой выглядит летняя атака Украины на российский энергетической транзит. Другой столь же "вкусной" возможности, судя по всему, у Киева больше не будет. А сегодня газохранилища "нэзалэжной", как и резервуары стран Евросоюза, наполнены российским газом, что называется, "под завязку", до начала отопительного сезона — больше четырех месяцев (при том, что "Газпром" даже сегодня способен продержаться не больше трех — потом придется искусственно снижать добычу путем консервации и закрытия скважин). Короче говоря, самое время и место для нового, последнего по счету, "газавата". И лично я, например, буду весьма удивлён, если это "висящее на стене ружье" не выстрелит в течение нескольких ближайших недель.

Конечно, последствия подобного "выстрела" трудно считать определенными и предсказуемыми. Но свою долю хаоса на "постсоветском" пространстве он, несомненно, создаст, а "экспорт хаоса", сброс хаоса за пределы собственной территории, сегодня является главным антикризисным инструментом для США, которые вовсе не собираются ограничивать сферу его применения только Большим Ближним Востоком.

г. Киев

Дмитрий Стешин -- Кровь вместо «колы»

"Завтра". Дмитрий, вы представляете редкий тип военного журналиста. Как и почему потянуло в эту сторону, стало профессией?

Дмитрий Стешин. Без пафоса — мне было очень обидно, как мои коллеги освещали первую чеченскую войну и пытались освещать вторую. Можно сказать, это было одной из мотиваций стать военным журналистом. Из Санкт-Петербурга, откуда я родом, до войны было не дотянуться . Питер — самодостаточный город, его во многом не интересует то, что за его пределами. Но в 2003 году меня из питерского издания "Комсомольской правды" (где я был шеф-редактором, собкором по северо-западу) перевели в Москву. В центральной "Комсомолке" я подружился с Александром Коцем, сыном известного журналиста Игоря Коца. У Саши готовилась гуманитарная акция, которая называлась "Посылка на войну".

С подачи "Комсомолки" чистые и честные русские люди собирали ребятам, сидящим в кавказских горах, подарки к Новому году: шапочки, шоколад, ручки, книги, батарейки, фонарики — всё, что может пригодится солдату. Набрали почти полгрузовика. Нам периодически предлагали оставить этот груз — сначала в Ханкале, типа мы сами всё распределим, но у нас была задача передать из рук в руки. Двигались мы практически на границу с Грузией, где стоял 247-й десантно-штурмовой полк. Попали мы туда с колонной "центроподвоза", в бронетранспортёре объехали всю Чечню этаким зигзагом. Была и неприятная ситуация — нам из "Ростокино-Лада" ветераны боевых действий, работавшие там, — передали десяток JPS с загруженными картами Чечни, ребята знали что дарили. И сохранить весь груз нам удалось, только отдав пять GPSов кому-то из генералов. К нам пристал его адъютант — генерал впереди вас летит в 247-й полк, неудобно без подарков, дайте несколько GPSов. Когда мы, наконец, добрались и спросили у разведчиков про генеральские подарки, на нас удивлённо посмотрели: мол, какие ещё GPS?

И пошло-поехало. В 2004 году я поездил по Чечне один. Было очень неприятно, но запоминающе. Застал Беслан. Как раз у меня сын родился, я его и не видел почти. Уже собирался домой, но тут звонят из штаба чеченского ОМОНа: в Осетии захватили школу. Я помчался туда. Потом были всевозможные "революции", на которых я работал: Молдавия, Киргизия, Монголия. Всего уже и не упомнить.

Потом война в Южной Осетии, на которой я оказался с другой стороны фронта. Наверное, провидение туда меня занесло. До сих пор на таможне интересуются, как это я там оказался, да ещё 6 августа. Саша Коц должен был заехать с другой стороны, мы должны были с ним встретиться в Цхинвале. Но не получилось — его ранило, а я линию фронта перейти не смог.

В пресс-центре в Гори, когда началась война, в здании местного телеканала я оказался единственным российским журналистом среди толпы западных коллег: они смотрели на меня как на прокажённого. Когда Коца ранило в Цхинвале, а нам нужен был журналист, я выбрался из Грузии через Армению. В Москве умылся и поехал обратно в Цхинвал.