Газета Завтра 919 (26 2011)

На контрасте впечатлений и выстроена книга, в этом её безусловная ценность. Остроумные заметки и впечатления, вроде бы легкая пустота в голове, — и одновременно пробрасываются важнейшие темы: народ и власть, непреходящая русскость, борьба за традиции. Рос в антисоветской семье священника для того, чтобы защищать эту самую советскую власть на баррикадах 1993 года. Хулиган и отличник. Политик и писатель. Он не вступал ни в октябрята, ни в пионеры, но мечтал стать советским писателем. Любитель светских раундов и баррикадных стычек. Видно, таким уже и будет. Таким его сделало время, и Сергей Шаргунов не вырывается из своего времени. Он — яркий писатель постперестроечного времени. Когда болтовня надоела, когда демократии наелись, когда веры нет ни во что, но народ упрямо хочет жить и когда-нибудь опрокинет нынешнюю чиновную орду. Книга Шаргунова — это преддверие новых перемен, зеркало новой революции. Такие же, как он, неудовлетворенные жизнью сверстники и будут определять наше будущее. Вот давайте и всмотримся в них. "Иногда мне кажется, что все мои фотографии, утраченные, отсутствующие и несбывшиеся, где-то хранятся. Когда-нибудь их предъявят", — пишет Сергей Шаргунов в своей "Книге без фотографий". Но пока, на самом деле, им написана книга без фотографий. Это, скорее, если и говорить о портретности, — графика экспрессионистов. Есть в книге и точно подобранные детали: останки царской семьи, секретно хранимые священником Шаргуновым у себя дома, бывшие пионеры, легко отказавшиеся от своих гимнов и галстуков, православные подростки, легко избивающие не понравившегося им сверстника.

Меня радует, что образность в прозе Шаргунова всё более обогащается, становится запоминающейся. Он явно перерос фотографическую журналистику. Он уже становится мастером письма, но по-прежнему отчаянно молод.

Автору пяти-шести книг, прошедшему не один вал литературных премий и скандалов, чуть не вошедшему в большую политику, и тут же чуть не раздавленному ею, всего тридцать лет. В наше время иные прозаики к этому возрасту только составляют первые фразы. А Шаргунов, хорошо или плохо, но уже стал частью нашей русской истории. Теперь важно не "зазвездиться", не стать вальяжным тусовщиком и всё время понимать: главное — еще впереди.

Владимир Винников -- Апостроф

Франсуа-Ксавье Нерар. Пять процентов правды. Разоблачение и доносительство в сталинском СССР. — М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН); Фонд "Президентский центр Б.Н.Ельцина", 2011, 398 с., 1500 экз. — (Серия "История сталинизма").

Молодой французский историк делает себе имя на разоблачении "преступлений сталинизма". И даже не просто сталинизма самого по себе, а сталинизма как одного из самых ярких проявлений вековечной психологии "русского раба". Вариант беспроигрышный, высокая цитируемость: хоть на Западе, хоть на Востоке, — обеспечена, карьера тоже.

Он готов даже с галльским изяществом поиграть в ироничную двусмысленность: названием своей книги дать понять читателям о её реальном содержимом. Впрочем, спорить о том, пять, семь, десять или даже больше "процентов правды" содержится в творении Франсуа-Ксавье Нерара, бессмысленно, поскольку правда у каждого, как известно, стопроцентно своя. И соотнести её с пространством исторической истины можно, по большому счёту, почти как угодно.

Эта книга уже семилетней давности, в основу которой автор положил свою диссертацию, защищенную в Сорбонне, переведена на русский язык и издана при содействии фонда "Президентский центр Б.Н.Ельцина" (есть еще, оказывается, и такой фонд: то ли дань "великому" демократическому прошлому 90-х годов, то ли некая спиритическая секта, снова и снова пытающаяся вызвать к жизни дух "всенародноизбранного"?).

Начинается она с препарированной "в нужном ракурсе" истории Павлика Морозова "как символа доносительства в СССР" — доносительства, которое в "сталинскую эпоху", по мнению автора, "было повседневной общественной практикой во всех сферах жизни", так что "само действие и обозначающее его слово естественным образом ассоциируются с советской эпохой, а точнее — с эпохой сталинизма".