Почувствуй, КАК ты одинок
под этим небом, ЧТО ты ищешь?
...Но сердце памяти неровно
забьётся через толщу лет:
"О, сколько жгучей нашей крови
уже покоится в земле?!"
Известно всё: что тело бренно,
что смерть обычна и близка,
и в каплях дождевых сирени
уже светлеют — на века.
ИМЕНОСЛАВИЕ
Но странно звучат имена:
Архип, Аграфена, Авдотья…
За ними — другая страна,
еще ни сиротской, ни вдовьей
слезой не вспоённая, кровью
не спёкшаяся на губах,
страна полотняных рубах,
солёной звезды в изголовье,
молитвы и битвы, и ловли,
и прочной работы в веках.
Что толку уста отворять?
Но только в себе повторять:
"Федот, Василиса, Прасковья…" —
Царьграда и Китежа стяг!
ЛЕГЕНДА
Дмитрий Кедрин
Жил в России поэт.
Он лелеял мечту о свободе —
никогда не бывалом,
волшебнейшем счастье земном,
о таком бесконечном
и ввысь устремлённом полёте,
для которого тесен
любой человеческий дом.
Он ходил по грибы,
слушал пение птичьего ветра,
в небесах разбирал
письмена золотых облаков,
и, поставив лукошко в траву,
до последнего света
отпускал стаи мыслей парить
далеко-далеко.
Он гранил и чеканил слова,
и низал их на строки,
В зеркала, словно в воду,
глядел на людей.
чтобы прошлые знаки увидеть
и новые сроки,
и сравнить, и спросить у себя:
"Ну, какие лютей?"
Но родную страну не любить —
это самое горькое горе,
а Господь никогда никого
не оставит надолго в беде.
Вот и встретил поэт —
ну, не сразу, конечно, но вскоре
на тропинке лесной
пару ангелов НКВД…
ТАЙНАЯ ВЕЧЕРЯ (триптих Н. НЕСТЕРОВОЙ)
I.
Голуби, гранаты, виноград
(кислый до того, что сводит скулы)…
Вечереет. Петухи уснули,
Реже лают псы из-за оград —
наглухо затянут до утра
узел иерусалимских улиц.
Ложь! — и ночью жалит этот улей,
потому на поясе Петра
не ключи, но меч, укрытый в ножны.
Быть чему — случится непреложно
в эту ночь предательств и утрат
никого еще ко сну не клонит,
и открыты всем семи ветрам
рыбы, хлеб, античные колонны…
II.
Рыбы, хлеб, античные колонны —
этот свиток можно не читать:
так земля стоит на трех китах,
близится знамение Ионы.
Званых — тьмы.
Что первым быть из них,
что последним… Вечен вечер тайн!
Всякий Рим приводит к Вавилону,
всякий поникает, кто возник…
Рвутся сети, от улова полны,
и подвластны: люди, время, волны…
Смерть и награждает, и казнит,
разрывая плотские оковы,
как же было не пойти за Ним,
Кто сказал: "Исполнились законы"?
III.
Кто сказал: "Исполнились законы"?
Кто разрушит и воздвигнет Храм?
Он уйдёт, опять оставив нам
голод, нищету, болезни, стоны,
слёзы, войны, кровь, грехи и смерть,
чтобы с вечной высоты смотреть,
как мы все в ужасных муках тонем —
и не протянуть руки, не вынуть,
не спасти нас всех...
Не часть, не треть —
всех, кто прав, и всех, кто виноват...
Бог — един! Где Духу быть и Сыну?
Кто же нам пророчит рай и ад?
Будет время шелестеть осинам,
и отсюда нет пути назад…
XV.
Голуби, гранаты, виноград,
рыбы, хлеб, античные колонны…
Кто сказал: "Исполнились законы,
и отсюда нет пути назад?"
Чудеса, знамения, иконы,
дней тысячелетних дольний ряд…
Всякое дыханье — невпопад,
всякое движенье — словно тонет
в чаше бытия, еще бездонной,
цепенеет сладкий, древний яд.
За порогом — Гефсиманский сад,
всё цветёт, весенний и влюблённый.
И очами горними глядят
ангелы во время это оно.
Владимир Бондаренко -- Вселенная русской иконы
Я давно поражаюсь энергии, организованности, целеустремленности Олега Анатольевича Платонова. Когда говорят "Институт русской цивилизации", многие, и сторонники, и оппоненты Платонова, считают, что речь идет об огромном творческом коллективе, о многоэтажном здании самого института, не говоря уже о сотнях технических работников. На самом деле, это всего несколько человек, несколько комнаток, минимум технических средств… Как он умудряется издавать многие десятки книг, энциклопедии, подбирать лучшие книги русских ученых по национальной идеологии, культуре, экономике, вышедшие за последние два с лишним столетия?
Несомненно, он привлекает к сотрудничеству лучшие умы России, ему пишут до полутора сотен лучших отечественных ученых, писателей, историков, искусствоведов, политиков, но ведь и их надо найти, уговорить работать почти на безгонорарной основе.
Но сказать о величайшем трудолюбии и энергетике — это значит, ничего не сказать. Можно и огромнейший поток коммерческих изданий запустить с таким трудолюбием и энергетикой. Надо говорить о русском национальном подвиге. То, что делает Олег Анатольевич Платонов и его помощники в нынешней разворованной, бездуховной России, сравнимо с подвигом бойцов Сталинградской битвы или ополченцев под Москвой.