Газета Завтра 930 (37 2011)

И уж просто подлы и мерзки даже рассуждения, а уж тем более требования, смертной казни для убийц, насильников, наркоторговцев. Будем стремиться к лучшему! Свободу и жизнь убийцам, насильникам, грабителям! Ибо их сердца, губы, почки, печень, волосы ни в чём не виновны! Ибо их ноги не знали, что творили руки или другие органы насилия. То есть в преступлении участвовала (если от чистого веса брать) сотая часть организма. А сидеть должны все? Это вы называете консолидированной ответственностью? А не инквизиция ли это? Не геноцид ли? Если в жилом доме проживает преступник, значит ли это, что обвинять следует весь дом, всех жильцов только потому, что они заключены в одну оболочку, в одни стены, как в оном теле заключены органы? Вот поселится с вами сосед-маньяк, а загребут заодно и вас. А если брать шире — народ, должен ли отвечать за действия отдельных своих представителей? Нет, нет и нет. Ответственность должна быть индивидуальной, адресной, то есть справедливой. А справедливо ли заключать в тюрьму, а то и умерщвлять, прямую кишку или копчик? Свобода-таки лучше несвободы! Даёшь либерализацию системы правосудия!

-- В мире Божием

АРХИМАНДРИТ ТИХОН (ШЕВКУНОВ)

О чём эта книга? Рядом с обычным миром, известным всем, — который приходит из одного общественно-политического состояния в другое, всё чаще и чаще страшные события становятся не только навязчивыми, но и привычными, где, порой, царит отчаяние, а иногда и ужас, — абсолютно реально существует совершенно иной мир. Если назвать его миром Церкви, то многие не поверят, потому что для большинства наших соотечественников слово "церковь" снабжено массой стереотипов, которые порой крайне непривлекательны. Стереотипов от церковного официоза до тоскливого мракобесия, что крайне неинтересно. Но на самом деле это всё — случайные черты. Как у Блока: "Сотри случайные черты — И ты увидишь: мир прекрасен!" В этот поразительный мир каждый может легко и свободно войти и оказаться в мире Божием, ощутить себя в нём гражданином, участником этой поразительной, ни с чем не сравнимой жизни, ощутить промысел Божий в своей судьбе, понять, что жизнь идёт по совершенно иным законам, стоит только сойти с, порой, жестокого и порочного круга, в который втягивается человек, в том числе и церковный.

Этот земной мир Божий неидеален. В нём есть место нашей свободе, которая, порой, произрастает в произвол, а от этого не бывает ничего идеального. От этого бывает масса интересного, много познавательного, множество открытий, но к идеальному мы должны стремиться, в том числе, и в этом мире. Однако и в этом мире есть те, которые представляют собой идеал не отвлеченный, а совершенно поражающий — реальный. Тут можно вспомнить, как сказал один монах: "Может быть, я сам и плохой монах, но я видел настоящих монахов". Мы видели удивительных монахов, таких, как отец Иоанн (Крестьянкин), немецкий барон отец Серафим (Розенберг), дьякон Анатолий, архимандрит Нафанаил, многих, многих старцев Псково-Печерского монастыря. Это совершенно потрясающий, удивительный мир. Александр Андреевич Проханов тоже погрузился в него. И каждый человек, который увидел этот мир, уже не только не сможет его забыть, но и не сможет перестать им жить.

Эта книга не только о наших старцах. Она и об обычных людях, живших в наше время. Для меня необычайно важно то, что я от всего сердца хотел передать истории, связанные с Промыслом Божиим. Это самое поразительное и удивительное чудо, которое может проверить на самом себе каждый человек. Стоит только вступить в этот мир. Один из подвижников сказал, что каждый христианин может написать своё Евангелие. Даже если будут уничтожены все церковные книги, священные книги, христиане вновь напишут Священное Евангелие, потому что мы все являемся свидетелями того, как Бог ведет этот мир. Это совершенно немыслимо и поразительно. Это самое прекрасное зрелище, которое есть на свете. Хотелось бы, чтобы книги, свидетельствующие о Промысле Божием, о Попечении Божием, всё чаще появлялись в нашей русской литературе.

АЛЕКСАНДР ПРОХАНОВ, ПИСАТЕЛЬ

Спасибо отцу Тихону за изумительную книгу, которую я читал ещё в рукописи, и отрывок из которой вы позволили опубликовать в моей газете.