Нельзя заранее точно определить, какую финансово-кредитную политику мы должны проводить в ближайшие 10 лет. Можно написать только общие принципы — и все равно непредсказуемая ситуация может потребовать их изменения. Поэтому вместо точного определения величины процентной ставки, норм резервирования и других параметров надо решать институциональные вопросы.
Если мы хотим, чтобы Центробанк был кровеносной системой экономики, а не инструментом отложения излишнего паразитического жира, мы должны, например, предусмотреть, что не менее двух третей Национального банковского совета должны составлять представители реального, а не финансово-спекулятивного сектора. И этого мало: нужны не олигархи, у которых, помимо прочего, есть еще машиностроительные заводики, а люди, получающие весь свой доход от эффективности и прибыльности реального сектора экономики, причем именно тех отраслей, которые мы считаем жизненно важными.
Надо сконцентрироваться на выработке институциональных механизмов, гарантирующих, что люди, которые окажутся во главе Центробанка, будут лично заинтересованы в создании лучших условий именно для реального сектора. Тогда мы добьемся успеха.
Валентин КАТАСОНОВ, экономист.
В России действует модель валютного управления, при которой Центробанк работает как обменник валюты и занят просто перекраской зеленой бумаги в национальные цвета. И у нас вообще нет денежно-кредитной политики: инструкция для девушки в кабинке обменника — это не валютная, не денежно-кредитная и не политика.
Помимо модели валютного управления человечество выработало модель эмиссии денег под потребности реального сектора. Ее иногда еще называют немецкой моделью, хотя в XIX и XX веках центральные банки пользовались именно ею, не называя ее немецкой.
В ее рамках Центробанк рефинансирует кредиты, которые коммерческие банки выдают предприятиям реального сектора. Здесь нет места неопределенности: он дает ровно столько денег, сколько требуется производствам.
Нам необходим переход именно к этой, так называемой немецкой, системе — тем более, что острый финансовый, политический, экономический кризис делает актуальной мобилизационную модель экономики. А она может опираться именно на эту финансовую модель, в которой государство организует стратегически значимые инвестиции при помощи жестко контролируемых им механизмов, включая банки развития и бюджет развития.
У нас же сегодня в рамках валютного управления сложилась типичная административно-командная система, раздача денег по весьма субъективным установкам. Даже Госплан работал все-таки на основе балансового метода — это была достаточно серьезная система планирования, а мы сегодня видим в деятельности Центробанка гадание на кофейной гуще в соответствии с догмами монетаристской школы.
Сейчас, конечно, ситуация с наличностью и с ликвидностью в России более-менее удовлетворительная, но в любой момент она может поменяться, потому что рублевая денежная масса напрямую зависит от двух внешних факторов: выручки от экспорта нефти и газа и поступления иностранных инвестиций. Эти факторы не зависят от нас: товарными и денежными потоками мира управляет Федеральная резервная система, а точнее, главные акционеры этого частного института.
Помимо валютной и немецкой моделей есть и еще одна, наиболее правильная модель: к сожалению, она выходит за рамки нашего сегодняшнего разговора. Она иногда имела место в истории, но мировые банкиры, мировые ростовщики люто ненавидят ее.
Это казначейская эмиссия денег. Ведь государство имеет все полномочия и конституционные права, чтобы самостоятельно эмитировать деньги и не находиться в унизительной зависимости от мировых ростовщиков. Но, конечно, эта модель может сложиться лишь постепенно: для ее жизнестойкости нужно переформатировать сознание не одного поколения людей.
Виктор ГЕРАЩЕНКО, экс-председатель Центрального банка СССР и РФ.
Говоря о резервах Банка России, надо понимать: резервы золота всегда находились в Минфине, а в Центробанк отдавали только серебро по дешевым ценам, из которого тот стал делать сувенирные и памятные монеты. Валюту он держит в традиционных для центробанков активах: в депозитах, казначейских векселях той или иной страны. Но в международных резервах России значительная часть — резервы Минфина.
И в связи с этим у меня всегда возникает вопрос: а почему Минфин держит те сверхдоходы бюджета, которые у него возникают при дорогой нефти, в казначейских обязательствах США? Для чего он кредитует Америку? При том, что процентные ставки по казначейским обязательствам низкие.
Чем кончится жизнь США в долг — и в долг торгово-платежного баланса, и в долг выпуска их обязательств — никто предсказать не может. При сегодняшнем состоянии экономики кредитовать США деньгами российского бюджета — это государственное преступление, о котором в нашей стране принято молчать, как будто никто ничего не понимает.