"Вот скажите мне, молодой человек, а с высоты своих лет, думаю, я могу вас так называть, какая жизнь главная? Эта, которая нас окружает, с солнцем, с птичками, с весной, с дождём, вся внешняя реальность, которую мы видим, созерцаем, в которой все мы вместе участвуем, или внутренняя жизнь, то, что находится в вас, в вашей душе, глубоко спрятано в сердце? Какая из них, на ваш взгляд, более важная?" — задал он свой вопрос. "Конечно внутренняя", — ответил я. "Ха! — воскликнул старичок, — я так и знал, что вы мне это скажете. Видите, и вы тоже попались. Поверьте, нет большего заблуждения, чем считать, что внутренняя жизнь самая главная, что это достояние человека, что это дар ему. Я ведь тоже попался на эту удочку, когда ещё был молодым и у меня случился разговор с моим товарищем. Видя, как он о чём-то всё время думает, сказал ему: хватит копаться в себе! И вдруг он меня осенил, ответив: пойми, это же самое интересное, это же самое главное! И его слова меня потрясли".
Старичок взял небольшую паузу, а затем продолжил: "Через какое-то время то, что варилось у меня внутри, стало главной моей страстью, главной, если хотите, идеей. Вскоре я начал демонстративно насмехаться над людьми, над внешней жизнью, над тем, что меня окружает. "Записки из подполья" Достоевского стали любимым моим произведением. Я, как и главный герой, бесконечно пребывал в своём подполье, в своём внутреннем мире, в богатстве, только мне одному дарованном. Окружающие люди стали казаться упрощёнными, примитивными существами. Всё, что было в жизни, будто бы перестало иметь ценность. А вот то, что булькало и варилось в моём внутреннем котле, превратилось в истину. В таком самокопании, самосозерцании прошли десятилетия, прошла вся моя жизнь. Теперь я могу сказать, что подлинную, настоящую жизнь я как-то пропустил, просмотрел, не заметил".
Голос старичка стал совсем тихим, сокровенным: "Поверьте мне, молодой человек, я знаю, о чём говорю, я вижу, что и вы попались в эту ловушку, как и многие интеллигенты. Хочу вас предупредить: нет большей опасности, чем обожжение внутренним миром, внутренним царством, внутренним эго, если хотите. То, чем я так упивался, есть на самом деле величайшая гордыня и самообольщение, тупик духовный и нравственный. На самом деле кажущееся богатство внутри нас — есть пустота, которой мы пытаемся отгородиться от всей сложности, красочности истинного мира. Сейчас, после десятков лет, я могу сказать, что жизнь-то прожита впустую, бессмысленно и глупо. Я не увидел ничего, я пропустил что-то самое главное!".
Старичок откинулся на спинку скамейки, заговорил более спокойно: "Скажу больше, вся внутренняя жизнь — это хитрый трюк, подброшенный нам дьяволом, это соблазн, в который я влетел ещё в начале своего пути. В нём погрязло большинство нашей интеллигенции. Пустота — на самом деле наказание человека. Поверьте мне, все мои инфаркты и инсульты от проклятой "внутренней жизни", которая давила-давила и, в конце концов, раздавила меня. Боже, как счастливы люди, которые растворяются в объективной, физической реальности! Как счастливы грибники, рыбаки, путешественники! И как я завидую всем собирателям марок, коробок, охотникам, верным супругам и, наоборот, неверным супругам. Людям плохим или, наоборот, хорошим, кому угодно! Ибо я не стал ни тем, ни другим, ни третьим, я превратился в ничто, в пустоту. Лев Николаевич Толстой был до конца дней своих наивен, как ребёнок, он каждый день узнавал что-то новое. С утра отрицал то, что вчера утверждал, и наоборот, называл истинным то, что казалось ложным день назад. Он был живым человеком до конца своих дней и был счастлив".