Николай Первый хоть и недолюбливал поэта, но читал и его "Героя нашего времени", и его стихи. Главный жандарм Бенкендорф знал, генерал Ермолов знал, Шевырев и Бурачок, Белинский и Булгарин, все ведущие литературные критики и публицисты России, славянофилы и западники, непрерывно обсуждали творчество Лермонтова, поражались его прозрениям. Тот же граф Павел Христофорович Грабе, один из военачальников Кавказа, писал сразу после гибели поэта своему подчиненному, полковнику Траскину: "Несчастная судьба нас, русских. Только явится между нами человек с талантом — десять пошляков преследуют его до смерти. Что касается до его убийцы, пусть наместо всякой кары он продолжает носить свой шутовской костюм…" Еще более резко высказался покоритель Кавказа, знаменитый генерал Ермолов: "Уж я бы не спустил этому Мартынову. Если бы я был на Кавказе, я бы спровадил его; там есть такие дела, что можно послать да, вынувши часы, считать, через сколько времени посланного не будет в живых. И было бы законным порядком. Уж у меня бы он не отделался. Можно позволить убить всякого другого человека, будь он вельможа и знатный: таких завтра будет много, а этих людей не скоро дождешься!" Поэт, князь П.А.Вяземский, уже как бы от имени русских писателей добавил: "в нашу поэзию стреляют удачнее, чем в Луи-Филиппа. Вот второй раз, что не дают промаха… На Пушкина целила, по крайней мере, французская рука, а русской руке было грешно целить в Лермонтова". "Не стало Лермонтова! Сегодня (26 июля) получено известие, что он был убит 15 июля в Пятигорске на водах; он убит, убит не на войне, не рукою черкесца или чеченца, увы, Лермонтов был убит на дуэли — русским (А. Булгаков). "Теперь другой вопрос, как поступить с убийцей нашей славы, нашей народной гордости, нашего Лермонтова,.. тем более, что он русский... нет, он не русский после этого, он не достоин этого священного имени" (А. П. Смольянинов).
А вот светское окружение, придворные дамы, даже многие якобы приятели Лермонтова, действительно, не желали замечать в нем гения. И, принижая поэта, третируя и преследуя его, российское дворянство на самом деле принижало себя, демонстрировало полное своё невежество.
За что же столько лет, вот уже полтора с лишним века подряд, летят стрелы ненависти, осуждения и зависти со стороны никогда не умолкающих противников Лермонтова? Что натворил такого 26-летний юноша, что до сих пор книги многих профессиональных "лермонтоведов" переполнены высказываниями: мол, он сам заслужил эту смерть? Почему после его гибели все умные современники писали о ничтожности и даже сомнительности повода для дуэли, а спустя полтораста лет, без всяких новых доказательств, охотно пишут о невозможности иного исхода? Почему именно современники поэта и писали об откровенном убийстве поэта, заранее сообщившего, что он стрелять не будет, а сейчас все ищут повод доказать невиновность пошляка Мартынова?
На мой взгляд, причин тому сразу несколько.
Во-первых, более русского по стихам, по выражению своей русскости, в русской поэзии XIX века не найти. Еще в юношеских стихах, посвященных Новгороду и мятежному славянину Вадиму Храброму, он настойчиво противопоставляет славянство Вадима чужести, варяжести пришлого Рурика. В "Бородино" он, несмотря на свое увлечение Наполеоном и любовь к французской литературе, без всякого стеснения называет пришлых французов бусурманами. С какой детской наивностью он утверждает в стихотворении "Смерть поэта", что русский человек не смог бы поднять руку на русского гения, даже, если бы тот был не прав. "Не мог понять он нашей славы…". Увы, русская дворянская рука его и убила.
Эту причину ненависти к Лермонтову и, по сути, его убийства, пытаются всячески замолчать и скрыть. Причём весьма умело и согласованно.
Еще в 1873 году возникла версия о принадлежности Лермонтову стихотворения "Прощай, немытая Россия". Конечно, поэт, разгорячившись, как и Пушкин, по поводу страны, где угораздило его родиться с умом и талантом, мог написать нечто подобное. Писал же он: "Поверь, ничтожество есть благо в здешнем свете…" Разве не так? "К чему глубокие познанья, жажда славы. Талант и пылкая любовь свободы, Когда мы их употребить не можем?" Есть каноническое: "Люблю Россию я, но странною любовью…", есть вообще пророческое, на столетие вперед, и написанное в те же для него творчески напряженные шестнадцать лет:
Настанет год, России черный год,
Когда царей корона упадет;
Забудет чернь к ним прежнюю любовь,
И пища многих будет смерть и кровь;
Когда детей, когда невинных жен
Низвергнутый не защитит закон;
Когда чума от смрадных, мертвых тел
Начнет бродить среди печальных сел...
Так могло бы написаться и:
Прощай, немытая Россия,
Страна рабов, страна господ,
И вы, мундиры голубые,
И ты, им преданный народ.
Быть может, за стеной Кавказа
Сокроюсь от твоих пашей,
От их всевидящего глаза,
От их всеслышащих ушей.
Уже в 1989 году дотошный Владимир Бушин докопался до сомнительности всей этой истории и предложил ученым внимательно перепроверить авторство.