Газета Завтра 979 (36 2012)

Советский эксперимент прошел точку невозврата, после которой был уже необратимо обречен на провал, в 37-38 году. Сталинский большой террор дискредитировал коммунистическую идею в мировом масштабе. Он был иррациональным, саморазрушительным, направленным по преимуществу не против врагов, а против ярых сторонников нового режима, наиболее полезных для него категорий граждан (коммунистов, военных, специалистов, управленцев), а также против огромного числа абсолютно случайных, т.н. простых людей. Он не имел даже такого сомнительного оправдания, как интересы сохранение режима (в отличие от красного террора и коллективизации), так как не укреплял, а разрушал систему. Мы должны были бы быть благодарны за это Сталину, но кровь наших предков, убитых во время террора, не позволяет это признать.

Во время большого террора подавляющее большинство репрессированных не были даже обвинены в каких-то реальных экономических или коррупционных преступлениях, им приписывались заведомо абсурдные обвинения в шпионаже, терроре, вредительстве и т.п. Тогдашние бюрократы, уничтоженные Сталиным, с нашей точки зрения были полными идиотами-идеалистами. Их глупая смерть доказала нам и всем последующим поколениям бюрократии, что надо брать от власти все, за честную службу спасибо не скажут.

Конечно сталинский режим основывался на ленинском наследии. Но Сталин сумел довести все пороки ранебольшевистского общества (авторитарность, политические репрессии, отсутствие творческих и политических свобод, бюрократизация экономики и т.д.) до крайней степени. В результате он создал систему противоположную идеям, ради реализации которых большевики взяли власть (наиболее важная - «свободное развитие каждого является условием свободного развития всех»). Эта система лишила народы мира надежды на «светлое будущее», внушив им ужас перед «призраком коммунизма». Нашим предшественникам оставалось только хорошо пропиарить произошедшее самоубийство советской мечты.

При Сталине рост количества жертв политических репрессий привел советский режим к переходу в новое качество. Из якобинской диктатуры «прогрессоров» фанатиков-революционеров режим превратился в архаичную, бессмысленно жестокую восточную деспотию. Масштаб красного террора времен Гражданской Войны против реальных противников большевистской власти и представителей враждебных ей социальных групп был ограничен численностью этих категорий граждан. Сталинская вакханалия была безразмерна, так как врагом мог быть объявлен любой. Число жертв 37-38 года более чем в 10 раз превзошло численность погибших в результате красного террора за всю Гражданскую войну. По официальным советским данным в 1937-38 годах было арестовано по обвинению в антисоветской деятельности 1 548 366 человек, и из них расстреляно 681 692. Тогда, как во время Гражданской войны жертвами красного террора стали по оценке историков до 50 000 человек, по данным ЧК – намного меньше.

Именно большой сталинский террор стал фактической основой, на которой нами и нашими западными коллегами был создан мощный антикоммунистический миф, убивший мировое коммунистическое движение и Советский Союз.

Мы конечно приукрасили реальность, завысив число жертв Сталина на порядок (миллионы сделали десятками миллионов). Это было нужно для того, чтобы объявить коммунизм наиболее страшной трагедией России, унесшей больше жизней, чем война. Но этот ничего не меняющий, по сути, подлог - отнюдь не самый главный в нашей мифологии. Важнее другое. Вопреки историческим фактам мы объявили сталинский террор неизбежным для развития советского общества. Хотя именно и только Сталин, его деспотическая воля и больная психика были причиной большого террора. Из опубликованных материалов архивов понятно, что он искренне верил в самые фантастические заговоры и шпионские истории, в т.ч. с участием людей, которых хорошо знал. Сначала эти страшные сюжеты формировались в его больном мозгу. А затем Сталин заставлял чекистов создавать доказательства того, что эти фантазии - не свидетельство его помешательства, а реальность. Подчиняясь сталинской воле, нквдешники выколачивали показания, нужные для подтверждения его бредовых подозрений. Желая угодить вождю, они уже сами подкидывали новые криминально-беллетристические сюжеты в костер его маниакальной подозрительности.

Ленин, Троцкий и другие большевистские вожди были довольно жестокими людьми. Но их жестокость носила инструментально рациональный характер, была не самоцелью, а лишь средством удержания власти для продолжения коммунистического эксперимента (что конечно ни коим образом большевиков не оправдывает). Только Сталин сделал бессмысленный и по тому беспрецедентно масштабный террор возможным в СССР. Не случайно, что после его смерти все другие малосимпатичные коммунистические руководители дружно выступили за немедленное прекращение массовых репрессий (не только Хрущев и Микоян, но и Берия, и Маленков, и т.д.).