Газета Завтра 981 (38 2012)

Изборский клуб мог бы стать консультационной платформой и инициативным центром для разработки и реализации такой стратегии. Если же и эта инициатива превратится в симулякр, то другого шанса для захода на серьезный идеологический проект, скорее всего, просто не представится.

Андрей Кобяков, председатель правления Института динамического консерватизма

Я согласен с тезисом Андрея Ильича Фурсова о суперпозиции целого ряда кризисов. Даже если оставаться в рамках только экономики, мы имеем дело с  кризисами разной частоты и цикличности: короткие, средние, длинные экономические волны, — которые здесь накладываются друг на друга, создавая катастрофический или близкий к катастрофическому резонанс. Кроме того, это и качественно разные кризисы, поскольку нынешний финансовый кризис имеет иную природу, чем кризис в реальном секторе производства.

И надо прежде всего понять, в каком коридоре возможностей мы находимся, поскольку всё-таки мы должны быть реалистами. На сегодня, если считать достаточно консервативно по паритетам покупательной способности влиятельных валют, валовые внутренние продукты стран и регионов, то США и Китай имеют примерно по 19% мировой экономики. Европейский союз даже чуть больше, если брать его в  целом, хотя сейчас там идут такие процессы, которые могут привести если не к полному развалу этого проекта, то к каким-то частичным выпадениям из него, но, тем не менее, это сопоставимая с КНР и США сила. А Россия имеет — опять же по разным подсчетам — от 2,5% до 4% мирового ВВП. То есть мы отстаём на порядок, и это надо иметь в виду. Таков первый тезис.

Далее, для развития ряда важных отраслей экономики сегодня необходим рынок ёмкостью как минимум 200-300 миллионов потребителей. В России такого рынка нет, население страы составляет менее 140 миллионов, что уже экономически обосновывает необходимость воссоединения евразийского пространства. Только в этом случае мы сможем действительно претендовать на то, чтобы вернуть себе статус квазизамкнутой и самодостаточной экономической структуры, которые Фернан Бродель именовал "мир-экономикой". Но уже далеко не первого уровня, как было во времена СССР 1950-х—70-х годов.

Хотя это всё равно гораздо сложнее и гораздо полноценнее, чем то состояние, в котором мы сейчас находимся. В конце концов, за всю свою историю Россия всё время пыталась — и неоднократно успешно реализовывала — модель построения этого самого мира-экономики.

Возвращаясь к проблеме кризиса, я хочу сказать, что суперпозиция разных кризисов тоже открывает перед нами некоторые дополнительные возможности, поскольку именно кризисы являются главными двигателями прогресса. Если правильно понимать природу тех кризисов, которые мы переживаем, то помимо дуже озвученной здесь идеи по созданию оффшоров, мы могли бы, например, сказать, что мир, судя по всему, вернётся, хотя бы частично, к финансовым системам, которые будут основаны на каких-то твердых привязках к золоту или к целым группам благородных металлов, или к каким-то другим материальным активам.

Мы движемся пока прямо в противоположном направлении. Россия всё-таки добывает 4% мирового золота, много платины, серебра и редкоземельных металлов. Я не понимаю, почему государство не скупало их в эти "жирные годы" и свои деньги вкладывало куда угодно, а золотом стабилизационный фонд не прирастал. А надо было скупать, подобно Китаю, хотя бы всю собственную национальную добычу золота — тогда мы хотя бы к этому будущему переходу оказались гораздо более подготовлены. Сейчас надо, как минимум, срочно этим озаботиться и это сделать.

В моем базовом видении мы находимся в рамках "кондратьевской зимы", то есть в ниспадающей, близкой к абсолютному минимуму депрессивной фазе больших волн, но ведь выход отсюда неизбежен. И мы могли бы задуматься о том, куда этот путь ведёт, когда и как надо по нему пройти. Ведь мы практически проспали весь пятый технологический уклад, хотя до этого Россия прекрасно (опять же, сегодня вспоминались периоды сталинской индустриализации и так далее) двигалась в верном направлении, являясь лидером развития человеческой цивилизации. Сегодня мы могли бы — и определенные заделы в этом направлении есть — просто изменить нашу экономическую политику, понимая, что весь спектр новых технологий в одной стране освоить невозможно, и используя тот потенциал, который мы имеем в рамках евразийской интеграции. Выберем несколько приоритетных направлений будущего технологи- ческого уклада — и сразу же попадём в несколько иную реальность.