Газета Завтра 985 (42 2012)

Замысел и размах работы можно оценить хотя бы по внутренней тематике и структуре этого академического исследования: причины идеологического отставания России и как заполнить идеологический вакуум, прагматизм правящей элиты как идеология и необходимость идеологического лидерства в условиях глобализации, "мягкая сила" и идеология, значение фундаментальных ценностей для формирования стратегического образа России, синтез традиций и инноваций в идеологии, алгоритм идеологии и алгоритм стратегии, проблема "фазового перехода" и идеология будущей России, модернизация как культурный национализм, новая идеология как условие модернизации, необходимость "идеологического прорыва" России и т.д. Можно сказать, что фундаментальная работа А.Подберезкина является своего рода энциклопедией, посвященной огромному спектру идеологических тем и вопросов национального развития, с которыми столкнулась в новейшее время Россия. 

Тем не менее, мне хотелось бы кратко коснуться нескольких ключевых и парадоксальных проблем, о которых мало говорится и в данном труде, и в других соответствующих работах российских специалистов, но без адекватного разрешения которых будущее национальной российской идеологии и стратегии представляется достаточно туманным. 

Известно, что Карл Маркс, а вслед за ним и Карл Маннгейм, называли идеологию "ложным сознанием". В рамках верифицируемых критериев рационального мышления идеологическое сознание действительно ложно. Однако в Советском Союзе идеология и, в частности, политическая, получила официально статус "научной". Об этом упоминает и А.Подберезкин. 

Однако это произошло не из-за ревизии Сталиным Маркса, а в силу исторического парадокса, связанного с дилеммой "рациональное сознание — идеологическое сознание". В СССР, во времена Сталина, идеология "как объяснение усложняющейся действительности" превратилась в действенный механизм формирования новой реальности. То есть идеология как ложное сознание прошлого трансформировалось в "идеологию общего дела" для будущего — реализацию принципиально нового цивилизационного проекта. 

Причем, "идеология общего дела" превратилась в буквально прямое действие миллионов и десятков миллионов людей. Эти десятки миллионов советских граждан не только участвовали в креативном конструировании будущего, в реализации стратегии своей страны, но и участвовали в определении своей непосредственной личной судьбы. "Идеология общего дела" стала не столько консолидацией усилий всего общества под общими пропагандистскими лозунгами, сколько превратилась в особый творческий механизм постоянного согласования интересов различных классов и групп советского социума. 

Политическая идеология в тот период для абсолютного большинства советского народа была не неким отчужденным корпусом партийных текстов, а реальной тканью действительности, в создании которой фактически участвовали все. А поскольку такая идеология общего дела реализовывалась и оправдывалась на практике ("практика — критерий истины"), то, естественно, она и получила статус "научной идеологии".

Важнейшая практическая проблема сегодняшнего дня заключается даже не в том, какие звонкие лозунги могут претендовать на статус "идеологии общего дела", а в возможности создания конкретного механизма реализации такой политической идеологии. 

Далее. Если сегодня у российского государства нет своей политической идеологии (идеологический прагматизм на самом деле есть признание вакуума в этой сфере), то это вовсе не значит, что крайне сложное российское общество лишено соответствующих идеологи- ческих матриц. Если конструировать идеологию, которая не учитывает основные идеологические тренды общества, то ничего хорошего из этого не выйдет. 

В российском социуме главенствуют, по крайней мере, три общенациональные идеологические модели, каждая со своими текстами и языком, своими правилами и технологиями, своими СМИ и СМК, своими штатными и нештатными идеологами и пропагандистами, армиями своих сторонников.

Самый публичный и яркий такой тренд — идеология потребления: "я потребляю, значит, я живу", "цель жизни — потреблять всё более качественные продукты". Другим важным трендом является криминальная идеология. Но больше всего явных или неявных приверженцев (десятки и десятки миллионов) у идеологии выживания. Все эти три идеологических тренда очень тесно, порой парадоксальным образом пересекаются друг с другом и влияют друг на друга. И ясно как божий день, что будущая политическая идеология российского государства должна будет (если, конечно, появится) выбрать себе идеологического союзника внутри социума.