Газета Завтра 994 (51 2012)

Я осознанно и логично ощущаю себя учеником советской архитектурной школы. Это мое кредо и мой метод. Ведь с этим связано и творческое наследие моего отца. Я не стесняюсь его известности. Олег Комов был выдающимся советским, русским скульптором. Моё призвание жизни — архитектура, стало таковым, выросло из моего прошлого, моего детства, когда я с ранних лет пребывал в творческой семейной атмосфере. Когда мои друзья во дворе угадывали марки автомобилей: там четвёрка "жигулей", а это — "двойка", — я, отчасти не по своей воле, в пять лет мог отличить Веласкеса от Гойи, Сурикова от Коровина. Рисовал ребенком всегда и везде. Любил при этом наши конструкторы, кубики, наблюдать за тем, как выстраивается и меняется подвластный моей воле объект, насколько это красиво или, наоборот, нелогично.

Порой, когда раньше я говорил, что пытаюсь продолжать традиции наследия советской архитектуры как неотъемлемой части истории русского искусства, на меня смотрели с недоумением. А почему я, выросший в Союзе, должен соскребать с себя этот опыт, вытравливать память, преуменьшать воспоминания, прерывать традиции? В угоду кому это делать? Зачем? Лично для меня Мельников и Ладовский, Голосов, Леонидов, Покровский и Павлов, кроме них — и многие, многие наши большие творцы будут покруче звёздных западных ребят, искренне и вдохновенно питающихся из кормушки нашего советского авангардного опыта. Снова и снова мы, "забываем отцов", забываем о своих же первоисточниках! Но раз за разом в поисках вдохновения рыщем по международным сайтам, ища там мотивацию, "революционные" идеи. (Так же раньше чуть ли не с лупой изучали иностранные журналы) А достаточно не лениться, выйти на улицу и внимательно оглядеться. Вот оно, всё вокруг нас: и революционное и традиционное одновременно. Для совсем ленивых: можно просто пройтись по станциям московского метро и увидеть под землёй целый комплекс, коктейль советских архитектурных открытий, всю линейку.

Мне часто задают вопрос: когда вы ощутили себя архитектором, не просто человеком, проходящим обучение в МАРХИ, а именно специалистом, погружённым в процесс? Случилось так, что приступить "к делу" мне пришлось в юном возрасте — в самом начале 90-х, со второго курса. Умер мой отец, и я стал зарабатывать прикладной архитектурой. Это дало неоценимое чувство ответственности, но также позволило "на земле" освоиться с типологией низового уровня лихого капитализма. Такого у нас раньше никогда не было, но в этом тоже был свой кайф — совсем юному зодчему придумывать объекты, реально и быстро дающие наглядный результат.

В МАРХИ я учился у человека, которого не могу не упомянуть. Моим наставником в самом начале был Леонид Викторович Демьянов. Во многом именно он сформировал моё архитектурное мировоззрение, именно от него пошла моя искренняя и уже осознанная любовь к наследию советского зодчества. Не только как к "машинам для жилья", но и как к высокотехнологичному оружию "Большого стиля". И, конечно, Борис Константинович Еремин, известный внутри МАРХИ как БК, который вдохновил меня выложиться полностью, готовя дипломный проект под его руководством. Забегая вперёд, скажу, что, к превеликому сожалению, мой научный руководитель не дожил до защиты. Но сам процесс был незабываем.

Дипломный проект назывался: "Градо-Реконструкция пространства ХСС-ДС". И конкретно в нём я попытался решить дерзкую задачу: как образно восстановить Дворец Советов без малейшего разрушения храма Христа Спасителя. Пришлось едва ли не лично с линейкой и угломером облазить участок от Ильи Обыденного до Кремля, посидеть в архивах. А сама история создания Дворца Советов — я окунулся в нее и едва ли там не потонул. Стадии великого архитектурного конкурса для этого проекта — энциклопедия создания Большого стиля! Проанализировав всю сложную историю участка, в конце концов, мне удалось выстроить свой комплекс и вместить его в сложившуюся архитектуру контекста, разложив его на 12 квадратных метрах визуальной подачи диплома, — при этом всё вручную, принципиально без компьютера, как делали демиурги 30-х.

На защите мне поставили, тем не менее, четыре. Но какие! Все уважаемые члены ГЭКА тогда восторженно произнесли: "Отлично", кроме… ректора. Нервно теребя мое пухлое теоретическое приложение с анализом стадий конкурса Дворца Советов, он громко произнес на весь зал: "Вот тридцать второй, тридцать третий! Но, господа, так недалеко и до тридцать седьмого!" И это была потрясающая личная победа, признание своих коллег, теоретиков старшего поколения наряду с неожиданным личным идеологическим противостоянием. А ведь всё просто: давно пора объединяться и "красным" и "белым" — Родина-то у нас одна…