Газетчик

Пшеницын посмотрел на Кораблева.

– Почему он за решеткой?

– Он угрожал нам оружием, – объяснил Рыбник.

– И поэтому вы заперли его вместе с арсеналом? Толково придумано.

– Мы сделали за вас вашу работу, – сказала Людмила Ивановна давно заготовленную фразу, которая должна стать заголовком будущих газетных статей. – Теперь уведите его.

– Это он убил Нину Шарову, – сказала химичка.

– Откуда такие сведения? – поинтересовался Пшеницын.

– Мы за ним следили, – сказал Рыбник.

Пшеницын обвел глазами присутствующих и остановился на Мокине.

– Мне кажется, вы здесь самый здравомыслящий человек. Объясните, что происходит.

– Людмила Ивановна почему-то решила, что Кораблев и есть тот самый убийца, которого вы ищете. И накрутила всех остальных.

– Накрутила? Следите за языком! – возмутилась Пергамент.

– Понятно, – сказал Пшеницын и протянул руку. – Дайте ключ.

Ольга Николаевна положила ключ в протянутую ладонь. Пшеницын отпер решетку и распахнул дверь.

– Выходите, – сказал он Кораблеву. Кораблев вышел.

– Что вы делаете? – холодно спросила Людмила Ивановна.

– Выпускаю на волю человека, свободу которого вы незаконно ограничивали, – объяснил Пшеницын.

– Это самоуправство.

– А то, что вы здесь устроили, – это беспредел. – Пшеницын посмотрел прямо в глаза Людмиле Ивановне. – И вы за это ответите. Это я вам обещаю. Я вам устрою столько неприятностей, сколько смогу для вас устроить. Вплоть до уголовного дела.

Людмила Ивановна развернулась и вышла из кабинета.

– Лихо вы ее, – сказал Кораблев.

– Она вам этого не простит, – сказал Мокин.

– Она просто вздорная баба, которая непонятно почему здесь у вас главная. Идите работайте, а нам нужно поговорить.

Пшеницын кивнул на Кораблева.

Учителя потянулись к выходу. Мокин немного замялся у двери. Пшеницын вопросительно посмотрел на него.

– А вы чего ждете?

– Это вообще-то мой кабинет, – сказал Мокин.

– Так я сделаю так, чтобы это больше не был ваш кабинет, – ответил Пшеницын сердито.

И Мокин вышел.

Пшеницын посмотрел на Кораблева.

– Вы как?

– Нормально.

– Что они здесь устроили?

– Ничего страшного. Здесь такие истории чуть ли не каждый день.

– Пергамент мутит воду?

– Все хороши. И я тоже.

– А, понятно. Начинается это вечное российское – как только человек попадает в неприятности, он первым делом говорит, что сам виноват. И начинает есть собственный мозг.

– Я слишком много… Хотя не важно.

Помолчали. Пшеницын задумчиво смотрел в окно.

– Что теперь? Вы меня арестуете?

– Что? А, нет, конечно. Вы ведь не убивали Нину Шарову?

– Я? Конечно, нет.

– И вы не знаете, где она?

– Нет, не знаю.

Кораблев заглянул в лицо Пшеницыну. Но тот думал о своем.

– Вы мне верите?

– Насчет чего?

– Что я не…

Пшеницын махнул рукой.

– Забудьте об этом. Что вы можете сказать о Зуеве?

– О ком? – не понял Кораблев.

– О Зуеве. Алеша Зуев. Из десятого, что ли, класса.

Кораблев пожал плечами.

– Обычный мальчик. Средняя успеваемость.

– Это все, что вы можете сказать? А что он за человек?

– Обычный. – Кораблев задумался. – Я не могу так сразу. Он… у него сложная ситуация дома. Отец пьет, насколько мне известно. Мать…

– Что мать?

– Она спортсменка. Были разговоры о том, что у нее… Я не знаю, вам что, нужны эти сплетни?

– Что за сплетни?

– Я сам только что стал жертвой глупой сплетни и теперь буду передавать чужие?

– Говорите, – требовательно сказал Пшеницын.

– Говорят, что у нее был роман с кем-то из коллег в администрации.

– Мальчик знал об этом?

– Не знаю. Дети склонны игнорировать информацию, которая их не касается.

– Мама завела любовника. Думаете, он будет игнорировать такую информацию?

– Это старая сплетня к тому же. Ей месяца четыре. Сейчас все забыто.

– Ладно. Что еще вы можете о нем сказать? Как общается с остальными?

– Нормально общается. Как другие сверстники. Болтают. Бегают курить за школу на перемене.

– Он тоже бегает?

– Они все бегают.

– А девочки?

– А что девочки?

– Есть у него подружка?

Кораблев снова задумался.

– Я не знаю.

– Эх вы, учителя. Инженеры человеческих душ. Смотрите на своих учеников и в упор их не видите.

– Это писатели.

– Что?

– Инженеры человеческих душ – это было сказано о писателях. Мы не инженеры.

– А кто же вы?

– Скорее акушеры.

– Акушеры?

– Да. Мы помогаем родиться личности. Человек – это еще не личность. Личностью он становится позже в результате постоянной духовной работы.

– Хреново помогаете.

Кораблев усмехнулся.

– Просто мы хреновые акушеры.

– Возьмите отгул на пару дней, – посоветовал Пшеницын, – пока здесь все не уляжется.

– Вы действительно думаете, что сможете убрать отсюда Пергамент?

– Не думаю, а смогу. Ей здесь не место. И она совершила серьезное преступление.

Кораблев покачал головой.

– Не стоит ее недооценивать. И не стоит недооценивать наше стадо. Ее будет защищать вся школа. Они скажут то, что она им прикажет сказать. Например, что я сам себя здесь запер. Или что это вы меня здесь заперли.

– Это мы еще посмотрим.

Пшеницын двинулся к двери.

– Да, вы спрашивали насчет Зуева, – сказал Кораблев.

– Да?

– Его сегодня не было в школе. С утра.

27