И снова урок.
В тот день по курсу «Литература и жизнь» было сочинение – большинство учеников сидели, угрюмо склонившись над тетрадками, и сосредоточенно и натужно выводили слова на бумаге – как будто рубили дрова. Все, кроме троих: Роберта Лоусона, занявшего место Билли Стерна, Дэвида Гарсии, расположившегося на месте Кэти Слейвин, и Винни Кори – тот устроился за партой Чипа Осуэя. Они просто сидели и смотрели на Джима.
За несколько секунд до звонка Джим сказал:
– Мистер Кори, задержитесь, пожалуйста, после урока. Нам надо поговорить.
– Без проблем, Норм.
Лоусон и Гарсия захихикали, но все остальные не издали ни звука. Как только прозвенел звонок, они сразу же сдали свои сочинения и быстро вышли из класса. Лоусон и Гарсия замешкались в дверях, и у Джима все внутри сжалось.
Но Лоусон кивнул Винни:
– Ладно, до скорого!
– Ага.
Они вышли из класса. Джим закрыл дверь, и с той стороны полупрозрачного матового стекла Дэвид Гарсия вдруг завопил дурным голосом:
–
Винни посмотрел на дверь, потом перевел взгляд на Джима. И усмехнулся:
– А я думал, ты струсишь.
– Да неужели? – прищурился Джим.
– А хорошо я тебя напугал там, в аптеке, у телефона. Да, отец?
– «Отец» – так теперь не говорят. Это уже не понтово, Винни. Да и «понтово» давно беспонтово. Все эти словечки, как Бадди Холли [7] , благополучно почили в бозе.
– Как хочу, так и буду говорить, – насупился Винни.
– А где ваш приятель? Тот, рыжий?
– Да он откололся, – нарочито небрежно проговорил Винни, но Джим почувствовал, как тот насторожился.
– Он жив, да? Он еще жив. Вот почему он не с вами. Ему сейчас тридцать два – тридцать три года. Сколько было бы и вам, если бы…
– Ржавый всегда был занудой. Он нам только мешал. – Винни сидел, положив руки на парту поверх древних надписей, оставленных предыдущими учениками. Его глаза недобро блестели. – А я тебя помню на опознании, в полицейском участке. Ты там едва не обоссался со страху. Я видел, как ты смотрел на меня и на Дэви. И я тебя сглазил. Напустил порчу.
– Да, похоже на то, – сказал Джим. – Из-за вас мне шестнадцать лет снятся кошмары. Разве этого мало? Почему именно сейчас? Почему я?
Винни озадаченно нахмурился, а потом вновь ухмыльнулся:
– Мы… потому что мы с тобой не закончили. А надо закончить.
– А где вы были? – спросил Джим. – Ну, раньше.
Винни поджал губы.
– Об этом мы не говорим. Понял? А если скажешь хоть слово – уроем сразу.
– Ну, пока что урыли вас. Вернее,
–
– Да, это будет непросто, – сказал Джим. – Я, знаешь ли, не собираюсь облегчать вам задачу.
– Мы тебя грохнем, папаша. И сам все узнаешь. И про кладбище, и про надгробные речи.
– Уходи.
– И твою милую женушку тоже, – добавил Винни.
– Ах ты мразь, если тронешь ее хоть пальцем… – Джим инстинктивно рванулся к нему. Теперь, когда Винни упомянул о Салли, ему стало по-настоящему страшно.
Винни ухмыльнулся и направился к двери.
– Не дергайся, батя. А то еще хватит кондратий. – Он хохотнул.
– Если ты хоть пальцем тронешь мою жену, я тебя убью.
Винни расплылся в улыбке:
– Убьешь? А мне показалось, ты понял, что я уже мертвый.
Винни ушел. Эхо его шагов еще долго дрожало в пустом коридоре.