Где будет труп

— Нет, ничего. Конечно же миссис Лефранк — это квартирная хозяйка — в четверг утром приказала вычистить камин, и, по ее словам, все прогорело до черных углей и пепла. Но уж этого добра было много. Я знаю, потому что она мне показала — в мусорном ящике. Будьте уверены, вы там и с микроскопом ничего бы не отыскали. Вы, наверное, знаете, милорд — эти ребята часто действуют небрежно, могут оставить недогоревшие куски, но наш малый все сделал как положено, уж не сомневайтесь. Должно быть, сперва разорвал все в мелкие клочки, развел большой огонь и сжег их, а потом кочергой растолок в порошок. «Хорошенькое дело!» — сказал я миссис Лефранк. Да уж, хорошенькое дело.

— Есть подписанные книги?

— Несколько романов с надписью «Поль Алексис» внутри, несколько неподписанных, пара книг на китайском в бумажных обложках.

— На китайском?

— А может, и на русском. Все одно буквы неправильные. Можете посмотреть их в любой момент, только вряд ли много поймете. Еще пара исторических книг, в основном о России. Без надписей.

— А деньги?

— Ни пенса.

— У него был счет в банке?

— Был небольшой счет в «Ллойдсе». Чуть больше трехсот фунтов. Но три недели назад он снял все деньги.

— Да? Это еще зачем? Бритва столько не стоила.

— Нет, но, как я уже сказал, он расплатился по долгам.

— Триста фунтов долгов?

— Этого я не говорил. Мы знаем только о двадцати с лишним фунтах. Но, может быть, он брал в долг в разных местах. А бумаги он все сжег, так что теперь трудно сказать. Мы, конечно, наведем справки. Но я не удивлюсь, если три сотни фунтов перекочевали к какой-нибудь девице. Эта Лейла Гарленд — вот уж прожженная дамочка. Она, я уверен, много могла бы порассказать, если б только захотела, но нынче мы и спросить-то ни у кого ничего не имеем права. Если отказываются отвечать, значит, нет, и все тут. Никак не заставишь.

— Лейла Гарленд — это та девушка, с которой он встречался?

— Точно, милорд, и, насколько я слышал, она дала мистеру Алексису от ворот поворот. Разбила ему сердце вдребезги — это она так говорит. Сейчас у нее новый кавалер, кажется, друг Алексиса, но побогаче его будет, насколько я могу судить. Итальяшка вроде бы. Играет главные партии в оркестре в Зимнем саду и небось славно этим зарабатывает. Такой, знаете, весь из себя, и туфли из змеиной кожи. Но ничего плохого о нем сказать не могу: откровенно все рассказал, и девушка тоже. Алексис их познакомил, а вскоре юной леди пришло в голову, что с этого-то можно стрясти больше, чем с Алексиса. Она говорит, что Алексис стал страшным скрягой и, похоже, не так уж по ней сох. Не исключено, у него все это время был на примете кто-то еще, туда и денежки утекали. Как бы там ни было, Лейла решает его бросить и уходит к этому второму, Луису да Сото. Разумеется, Алексис устроил сцену. Угрожал покончить с собой.

— Он говорил, что перережет горло?

— Нет, не говорил. Сказал, что отравится. Но какая разница? Сказал, что покончит с собой, и покончил, вот и все.

— А вы не нашли у него какого-нибудь яда — снотворного или тому подобного?

— Ничего! — победоносно сказал инспектор.

— Но, инспектор, — вставила Гарриет, которая до сих пор слушала беседу, скромно храня молчание, — если вы думаете, что у Алексиса была на примете другая девушка, то зачем ему кончать самоубийством, когда Лейла Гарленд его бросила?

— Понятия не имею, мисс. Может, другая его тоже бросила.

— И остался он одинокий, покинутый, и все против него![77] — провозгласил Уимзи.

— Да. А еще была эта вот миссис Уэлдон. Мы узнали про нее от других девушек. Согласитесь — перспективы женитьбы на ней вполне хватит, чтобы молодой парень перерезал себе горло.

— Он мог сбежать, — предположила Гарриет.

— А вдруг он влез к старушке в долги, а та показала зубы и пригрозила ему судом? Как вам?

— Возможно, триста фунтов… — начал Уимзи.

— Нет, нет, нет! — возмутилась Гарриет. — И думать такого не смейте. Это полная нелепость. Бедняжка была без ума от него. Он из нее мог веревки вить. Отдала бы ему все, что бы он ни попросил. Кроме того, по ее словам, он отказывался брать у нее деньги.

— А! Но допустим, мисс, он сделал ей ручкой. Она могла обезуметь от горя.

— Тогда она бы себя убила, — твердо сказала Гарриет. — Бедняжка ни за что не причинила бы ему вреда. Подать на него в суд? Глупости.

— Но, мисс, вы же знаете, что сказано в Библии: и в преисподней, прошу прощения, нет фурии страшнее, чем женщина, которую отвергли[78]. Со школьной скамьи помню и нахожу, что эта строка подходит к нашему делу как нельзя лучше. Если эта миссис Уэлдон…

— Чепуха! — отрезала Гарриет. — Она бы никогда такого не сделала. Я знаю.

— Ага-а! — Инспектор Ампелти дружески подмигнул Уимзи. — Если женщина заявляет, что эта их женская интуиция что-то подсказывает, то спорить бесполезно. Я что говорю — давайте допустим, только на минуточку, что миссис Уэлдон «такое» сделала.

— Даже допускать не хочу, — упрямо повторила Гарриет.