Где бы ты ни был

Пока открыты каналы информационного воздействия, война невозможна. Это краеугольный камень, на котором основывается реорганизованная ООН. Что намного важнее вооружения. Повсюду действуют инспекционные бригады. Первый намек на цензуру, первая статическая помеха – и обрушивается лавина защитной рекламы. Виновное правительство свергается. В целом, полагаю, мир стал лучше.

– Нет, – сердито буркнул я. – Нет. Мир населен бездушными роботами. Покупать. Покупать. Покупать. Тратить. Тратить. Тратить…

– Мир всегда был в некоторой степени роботизирован, – заметил Уилсон. – Веками у миллионов людей отнимали чувства те, кто знал, на какую кнопку нажать в душе человека. Доказательство тому – крестовые походы, французская и русская революции, бесчисленные войны. На каждом этапе противостояния между миром и группой лиц роботы играли свою роль. И вот наконец поступает команда не сражаться, не устраивать бунты, а покупать. Как следствие, мир процветает. Все работают, хорошо зарабатывают, совершают покупки. Что может быть лучше?

– Пустая трата денег… – простонал я.

– Пустые траты, – изрек Уилсон, – составляют жизненно важную часть нашей экономики. В мирное время, в обществе с автоматизированным, высокоэффективным производством пустые траты необходимы, чтобы не допустить кризиса. Они, наряду с ускоренным товарооборотом, удерживают потребление на том уровне, на который рассчитано производство. Пусть лучше будут пустые траты, чем война.

– А если рекламщики захотят захватить мир, – предположил я, – кто их остановит? Уж точно не общество рабов.

– Все не настолько плохо. Сопротивляемость человека современной рекламе варьируется от всецелого подчинения до полного иммунитета – он тем выше, чем выше интеллектуальные способности, хотя зачастую на первый план выходят психологические факторы. Наделенные иммунитетом верховенствуют в мире, как это всегда и было, и следят за тем, чтобы подчиненные делали свою работу.

– У вас иммунитет? – спросил я.

Он кивнул, пожав плечами. Во мне забрезжила надежда.

– Наверное, у меня тоже. Я ничего не купил. Даже соблазна такого не возникло.

Уилсон вздернул бровь.

– Наука о рекламе, как и все учения о массовых процессах, основывается на норм…

– А я, значит, ненормальный? – зло перебил я. – Это вы хотите сказать?

Уилсон поднял руку, призывая меня к спокойствию.

– Вы не дали закончить мысль. Основывается на норме, я хотел сказать. В этом смысле вы – отклонение от нормы. Начнем с того, что любой, кто провел бы три года в полной изоляции, ненормален. Психологическое воздействие рекламы зависит от того, чувствует ли человек себя частью общества, в котором живет. На тот момент, когда вы дали согласие провести три года в маяке, вы уже не ощущали себя своим среди людей. Сейчас это ощущение усилилось. За три года одиночества вряд ли вы стали более коммуникабельным. А общество почти полностью обновилось. Теперь вы как новорожденное дитя. Вам нужно учиться быть частью общества.

– Учиться быть частью общества, – повторил я, и до меня медленно дошел смысл этой фразы. – Нет! Не хочу быть его частью. У меня иммунитет. Мне нельзя его терять. Не хочу быть рабом, как все. – Я подумал о Джин. Подумал о четырехстах пятидесяти тысячах долларов. – К тому же у меня нет денег.

– Где же ваше жалованье? – удивился Уилсон.

– Исчезло. Растрачено. Выброшено на ветер. Четыреста пятьдесят тысяч долларов, – простонал я.

Уилсон сочувственно покачал головой.

– Плачевная ситуация. Подобного никто из нас предугадать не мог. Дело в том, что уровень жизни растет, и деньги, которые раньше казались вполне приличными, расходуются моментально. Некоторые называют это инфляцией. Но они ошибаются. Заработки росли вместе с ценами, и отнюдь не низкими темпами. Только уровень жизни теперь совсем другой… Уверен, вы сумеете найти работу. Поскольку ответственность частично лежит на нас, полагаю, мы сможем подыскать вам что-нибудь подходящее.

Я вспомнил людей-роботов в метро, невольников, бегущих по команде за покупками. Мне ведь придется идти к Джин, в дом, под завязку заполненный барахлом, из-за которого нам скоро негде будет жить. Внезапно полый шар в поясе астероидов перестал казаться таким уж унылым. Даже подумалось, что там и есть мой дом.

– Послушайте! – воскликнул я. – Можно мне обратно? В маяк? – Я достал из кармана помятый желтый листок. – У меня тут ваше предложение. И не нужно удваивать жалованье. Согласен даже на половину от того…

Уилсон медленно и печально покачал головой.

– Боюсь, ничего не получится. Разумеется, пройти психологические тесты вы можете. Но я больше чем уверен, что результаты будут отрицательными. Вернувшись на Землю, вы радикально поменяли ситуацию. Теперь вы не спасаетесь бегством от общества, а восстаете против него. В том-то вся разница.

– Мне нельзя вернуться, – захныкал чей-то голос. – Мне нельзя вернуться…

В конце концов до меня дошло, что этот голос принадлежит мне.

Перед глазами, как в калейдоскопе, менялись картинки.

«…ВСЕ СПОКОЙНО, ВСЕ СВЕРКАЕТ…»