Где бы ты ни был

Среди бесполезных предметов я заметил тонкую черную книжицу. Открыл ее: пополнений всего несколько, зато масса корешков использованных чеков. Пятьдесят девять долларов шестьдесят семь центов. Вот и все, что было у Джин. Она никогда не ладила с цифрами. Письмо в красном конверте сообщало, что по счету допущен перерасход.

Должно же у нее остаться хоть что-то. Сберегательный счет. Точно!

Я порылся в куче вещей на столе. Вот она! Еще одна черная книжка, даже меньше первой. Я пролистал страницы. Одни только снятия.

Сто двадцать один доллар! Нет! Три года жизни в аду – за сто двадцать один доллар! Мой разум отказывался в это верить.

Отворилась дверь. Я резко обернулся. В проеме со свертком в руках стояла Джин.

– О, опять выключил! – разочарованно, как обиженный ребенок, произнесла она.

– Джин, – сказал я дрожащим голосом. – Джин! Где остальное?

– Что остальное?

– Деньги. Деньги, которые компания тебе платила, пока меня здесь не было. Четыреста пятьдесят тысяч долларов. Где они?

– Чековая книжка перед тобой, – недоуменно отозвалась Джин. – Сберкнижка тоже. Это все. Все, что есть.

Ноги мои подкосились, с обеими книжками в руках я упал в объятия мягкого глубокого кресла.

Не похоже, чтобы Джин помешалась. Рассуждала она вполне разумно. Пыталась объяснить мне все, растолковать. На миг я даже поверил, что это у меня проблемы с пониманием. Сейчас все намного дороже, чем раньше, пожаловалась она. Людям нужно больше вещей. Люди чаще делают покупки.

– Все дело в уровне жизни, – настаивала Джин. – Он вырос. Все так говорят.

– А продукты? – простонал я. – Тебе столько никогда не съесть.

– Их так расхваливали, – посетовала она.

– А одежда! Она же сгниет, ты не успеешь все сносить.

– Фрэнк, синтетика не гниет, – возразила Джин.

Я хотел поинтересоваться, что она будет делать, когда комнаты набьются битком, но предчувствовал ответ. Скажет, что запрет двери на замки и начнет все сызнова.

– Куда ушли все деньги? – ворчал я. – На что ты умудрилась столько потратить?

– На «Кадиллак», – прощебетала Джин. – И на новый кондиционер. Он пока не установлен, конечно. И еще на много всяких вещей.

Она сделала шаг к телевизору. Я тотчас преградил ей путь.

– Хватит! Больше ты это смотреть не будешь. И ходить за покупками тоже.

– Хорошо, Фрэнк, – кротко ответила она.

– Иди и приготовь мне поесть. Только не консервы… Стейк. Что-нибудь с луком. Стакан молока.

– Да, Фрэнк.

Джин послушно отправилась на кухню.

– А после еды мы идем в постель, – крикнул я ей вслед.

Только вышло совсем не так, как я ожидал. В доме были одни консервы, а новую плиту еще не подключили, и даже их разогреть не удалось.

А потом… Допускаю, что хотел слишком многого. Наверное, три года отсутствия – и в самом деле очень долго. Ни тепла, ни удовлетворения я не получил. Зато почувствовал себя злым и обманутым. Долго не мог уснуть, а когда мне все же это удалось, увидел сон.

Мне снилось, что я сплю и вижу кошмар. Гудит сирена, но я не могу проснуться. Пришло срочное сообщение. Я с трудом шевелюсь. Что-то идет не так. Маяк отключился или радар обнаружил новый метеорный поток. Нужно проснуться…

Открыв в темноте глаза, я сразу понял, что нахожусь не в той комнате, где пробыл три нескончаемо долгих года, а в собственной спальне на Земле. Сон во сне – не ночной кошмар, а явь. Заработанные деньги утекли, потрачены, выброшены на ветер.

Я повернулся на бок. Джин ушла. Джин, бывшая блондинка, а теперь с огненно-рыжей шевелюрой, с крашеными сосками и вялым, ленивым телом…

Из гостиной доносились голоса. Через груды вещей я пробрался к двери. Джин в ночной сорочке не мигая смотрела в телевизор. На лице мерцали отсветы от пляшущих по экрану красочных пятен. Холодный ужас, возникающий при виде жестокого, ничем не мотивированного деяния, сменила еще более холодная злость. Я опустил глаза и увидел, что держу в руке медный подсвечник. Откуда он взялся, не помню.

Я с размаху ударил подсвечником по экрану. Стекло разлетелось вдребезги, стало темно. Я ударил еще раз. Деревянный корпус раскололся на куски. Я без устали молотил подсвечником, пока телевизор не превратился в крошево, а сам подсвечник – в кусок покореженного металла. Только после этого моя рука тяжело опустилась.

Насмерть перепуганная Джин смотрела на меня широко раскрытыми глазами.

– Фрэнк… – выдавила она дрожащим голосом. – Я…

– Иди в постель.

Она встала и медленно пошла к двери, то и дело оглядываясь. Я опустился на пол у груды обломков.

Что это – ночной кошмар или реальность? Все происходило будто в страшном сне, где совершались необъяснимые, бессмысленные действия. Неужели я все еще в своей койке, в полом металлическом шаре в поясе астероидов? Никогда раньше я не видел снов во сне.

Рука болела. Из нескольких небольших порезов капала кровь. В ванной я перевязал руку полотенцем. Вернувшись в гостиную, сел и уставился на обломки телевизора. Там меня и застал рассвет. Наконец я пошевелился. Надо куда-то обратиться за помощью, за объяснением. Мне было известно только одно такое место.