Где бы ты ни был

Никто не разговаривал. Никто ничего не делал, все только слушали. Будто не люди, а роботы, двигавшиеся размеренно и бездумно, как часы.

Двери закрылись, поезд отошел от платформы.

«УАН-Н-НГ! СТРНН-Н!»

Вновь грянула музыка, на сей раз в другом ритме, с другими диссонансами.

«СДАЛИ НЕРВЫ?»

Музыка звучала нестройно.

«МНОГО КУРИШЬ?»

«НЕ ДРОЖИ, НЕ ТРЕПЕЩИ, ЛУЧШЕ БИЛЛОУЗ КУПИ! Расслабься-а-а!»

Последнее слово прозвучало протяжно и мягко, музыка смолкла. Наступила тишина. Блаженная тишина.

«Биллоуз», раздраженно думал я. «Биллоуз»?

«УАН-Н-НГ! СТРНН-Н!»

Я напрягся, словно получил удар под дых.

«СДАЛИ НЕРВЫ?»…

Я опустился на сиденье рядом с мужчиной средних лет, почувствовав, как слабеют мои ноги в старомодных брюках с зауженными штанинами. Рядом с моими ноги соседа выглядели до смешного худыми и волосатыми.

– Все время вот так? – спросил я, перекрикивая хорал. – Можно что-нибудь с этим сделать?

Пассажир слушал, только не меня. Я слегка потряс его за плечо…

– Да что с вами со всеми случилось? Почему никто не жалуется? Почему не выключите эту дрянь?

Мужчина не обращал на меня внимания. Поезд замедлил ход.

«НЕ ОТКЛАДЫВАЙ НА ПОТОМ! – приказал хор. – ПОКУПАЙ СЕЙЧАС!»

Тишина.

Поезд остановился. Мой сосед встал и вышел вместе с остальными мужчинами. Я удивленно смотрел им вслед. Вместо них вошли другие мужчины, все они что-то жевали. Один из них плюнул фиолетовой струей на пол.

Наркотики? Гипноз? Мне стало не по себе.

Двери сомкнулись. Поезд тронулся. Вновь заиграла музыка, на сей раз гораздо мягче, почти мелодично.

«УУУ-СПО-КОООЙ-СЯ-ААА, – тянул женский хор. – УУУ-СПО-КОООЙ-СЯ-ААА».

Я закрыл ладонями уши. Что, во имя всех святых, вы делаете с этим вашим «успокойся»? Едите? Пьете? Носите?.. Скорей бы все прекратилось. Вибрации перешли в стаккато…

На остановке «Таймс-сквер» я сбежал из этого бедлама. Куда я вернулся? Может, после трех лет полной тишины и уединения я стал слишком чувствительным?

Мелькнула мысль: а не сделать ли подарок Джин – купить что-нибудь дорогое, дабы показать, как я рад вновь оказаться дома. Но вид и звуки улицы заставили меня отказаться от этой затеи.

Все вокруг расцвечено красными и зелеными флажками, венками, колокольчиками, гирляндами. Над многолюдной улицей плыла музыка. Полуобнаженные прохожие с огромными пакетами в руках спешили, толкая друг друга. Их было слишком много.

«НОЧЬ ТИХА…» – громыхал один динамик.

«ЗАЛ УКРАШЕН ОСТРОЛИСТОМ…» – перекрикивал другой.

«ЗВЕНИТЕ, КОЛОКОЛЬЧИКИ…»

«О БЕЛОМ РОЖДЕСТВЕ…»

«САНТА-КЛАУС ЕДЕТ К НАМ…»

«ВОТ ВОЛХВЫ ИДУТ С ВОСТОКА…»

Я прижался к стене дома, посмотрел вверх на стоящее почти в зените солнце и вытер со лба пот. Должно же быть логическое объяснение… Неужели я свихнулся от одиночества, пустоты и тоски? Все это лишь игра воспаленного воображения? Или сегодня действительно пятое июля и сошел с ума не я, а мир?

На тротуаре прямо передо мной стоял человек в отороченном белым мехом толстом красном костюме и красно-белом колпаке. Рядом с ним на треноге высилась табличка с надписью «БЛАЖЕННЕЕ ДАВАТЬ, НЕЖЕЛИ ПРИНИМАТЬ» и висел железный котелок.

Человек размахивал большим колокольчиком, извлекая противный лязгающий звон, заглушающий рождественские песнопения из динамиков в витринах магазина.

«ДАЙ… ДАЙ… ДАЙ… ДАЙ… ДАЙ…» – монотонно выводил человек.

Прохожие щедро ссыпали в котелок мелочь. Меня вдруг обуяло безотчетное желание выгрести из кармана монеты и тоже бросить. Подавив этот порыв, я подошел ближе и похлопал мужчину по плечу. Он перестал трясти колокольчиком и обернулся.

– Какое сегодня число? – тихо спросил я.

Человек в красно-белом костюме посмотрел на меня с любопытством.

– Пятое июля, дружище.

– Значит, вчера было четвертое июля? День независимости?

– Да. А завтра будет шестое июля.

Я в изумлении уставился на него.

– А ты тогда кто, черт тебя дери?

Он весело рассмеялся.

– Санта-Клаус, дружище. Ты откуда свалился?

– Издалека, – пробурчал я. – До Рождества больше пяти месяцев. Не слишком ли вы торопитесь?

– А чего тянуть? До Рождества всего сто сорок пять покупательских дней. Где же твое рождественское настроение?

– Вроде для него пока рановато, – сказал я, поднимая глаза к солнцу. – Ты не упарился в этом костюме?

Он покачал белоснежной головой.

– Нет. У меня индикулер. Работает от батарейки. – Он похлопал себя по животу.

– Инди… что?

– Индикулер. Персональный охладитель. Ты где был, дружище? Пару дней назад запустили сногсшибательную промоакцию. Институт, конечно. Продали на пятьдесят процентов больше ожидаемого. Вот это результат!

– Институт? – ошеломленно переспросил я.

Санта-Клаус окинул меня подозрительным взглядом.

– Институт рекламы, разумеется. Каждый, кто хочет заниматься торговлей, обязан пройти у них учебный курс. Или неполный – на сколько хватит денег. Я тоже учился. Цены, конечно, заоблачные, но теперь продажи у меня взлетели на двести процентов. Ладно, ступай! Мне пора за работу.

Я отошел на несколько шагов. Колокольчик вновь забренчал режущим слух звоном. «ДАЙ… ДАЙ… ДАЙ… ДАЙ… ДАЙ…»