Где кончается мир

– Ну, может, есть и такие – вроде Владыки – кто порядочно живёт, – сдался он. Мистер Дон поглядел на мистера Фаррисса и подмигнул.

По крайней мере, больше разговор о том, почему за ними не приплыла лодка, тем вечером не заходил.

А то, о чём не разговаривают, едва ли существует, разве не так?

* * *

– Они о нас забыли? – спросил Дейви, помогая Куиллу закрыть клейт крышкой. Маленькая каменная башенка уже до краёв была полна птиц. Те, что лежали внизу, уже должны были достаточно высохнуть и быть готовы к продаже. – Забыли, Куиллиам? Они о нас забыли? Нам теперь всегда тут жить придётся?

– Бог с тобой, дурачок. Нет, конечно. Они завтра приплывут. Или послезавтра. Скоро. – Куилл устал выдумывать оправдания, чтобы унять страхи младших. Он стал раздражительным – постоянно быть среди людей ему надоело. Остальные тоже сделались вспыльчивыми.

Мистер Фаррисс негодовал по поводу того, что мальчишек «так надолго оторвали от родни». Мистер Кейн каждые пять минут высокомерно провозглашал: «Что нельзя изменить – дóлжно вытерпеть», отчего мистер Дон раздосадованно кривился.

Может, сине-зелёный люд, сотворённый из морской пены, явился на берег и похитил себе жён из деревни.

Может, молния ударила.

Может, где-то началась война, и Владыка отправил всех мужчин Хирты сражаться за Шотландию.

Никто не верил ни единому предположению – даже те, кто их делал.

Пока не заговорил маленький Юан.

Мистер Кейн вёл службу. Хижину освещали птицы-фонари: сквозь жёсткие тельца мёртвых качурок продели просмолённые фитили и зажгли с помощью бесценной Кейновой трутницы. Они горели так же ярко, как любая свеча из пчелиного воска во французском подсвечнике, и прогорали до самых лапок, прежде чем погаснуть.

Куилл держал глаза закрытыми, но не молился. Вместо того, чтобы слушать гудение нудного голоса мистера Кейна, он пытался представить лицо Мурдины Галлоуэй, боясь, что позабыл его. Внезапно Юан, устроившийся в уголке пещеры, вскочил, а потом вскрикнул. Все ахнули. Оглянувшиеся на мальчика птицеловы увидели, что он лежит лицом в пол, словно мёртвый, подняв руки к голове. Мистер Фаррисс торопливо подскочил к нему, согнувшись пополам.

– Он головой о крышу стукнулся! – в ужасе сказал Найлл. – Он умер?

Но Юан зашевелился, перевернулся и осмотрелся – глядя не на людей, а на стены пещеры, будто на них были изображены картинки, которые мог видеть лишь он.

– Я знаю, – сказал Юан.

– Что ты знаешь, мальчик?

Кровь постепенно прилила к лицу Юана – будто из головы просачивалась на свободу немыслимая мысль.

– Они все наверху.

– Где наверху, мальчик? Кто?

Мистер Кейн фыркал, недовольный, что его службу прервали.

– Их всех забрали наверх, неужто непонятно? – сказал Юан, широко распахнув голубые глаза. – Я это ясно видел, как картинку: наступил Конец Света, и всех забрали на небеса, судить. Но нас не заметили, потому что мы прятались в скалах, и теперь все там, наверху, а мы остались тут. – В его высоком мелодичном голосе звучали одновременно благоговение и ужас.

Никто не засмеялся. В каждой расщелине каменных стен вокруг них горели безголовые качурки, фитили венчали ореолы пламени – словно сонм маленьких тощих ангелов взирал на них сверху вниз. Среди них легко было поверить в невероятное.

Бог решил, что с миром пора покончить. Настал Конец Времён. Раздался глас золотой трубы, и ангелы спустились на землю, чтобы забрать всех праведников в Рай, а грешников низвергнуть в Ад. Ангелы побывали на Хирте, потому что она большая и зелёная, и на ней есть дома. Но на Стаках посмотреть они и не подумали, потому что Стаки – всего лишь каменные глыбы, торчащие из моря, а кто станет жить на камнях, кроме морских блюдечек да птиц? Точно не люди. Не мужчины и не мальчишки, укрывшиеся в каменной расселине. Так что команду птицеловов ненароком позабыли в опустевшем мире.

Найлл, Дейви и Лаклан выбежали в сгущающиеся сумерки дождливого дня и начали кричать в небеса:

– Мы тут! Поглядите! Мы тут! Тяните! Тяните!

Это был крик птицеловов, закончивших работу на верёвке: «Тяните! Тяните!». От мелкого колючего дождя лица их защипало.

Остальные мальчишки замялись.

– Это правда, мистер Кейн? – спросило полдюжины голосов: хоть мистер Кейн и был человеком напыщенным и неприятным, на Стаке он был ближе всего к пастору. – Юан прав?

Кейн ответил не сразу, и выражение его лица понять было сложно. Казалось, ему хотелось продолжить прерванную Юаном службу. Ему не нравился этот мальчик, Юан, хорошенький и склонный к мистицизму, что было не очень по-пресвитериански. Истерический шум снаружи заставил Кейна наморщить кустистые брови. Он вытер уголки губ, в которых скапливалась слюна, обвёл взглядом пещеру, не останавливаясь ни на одном лице, а потом сказал:

– Юан глаголет истину. Я и сам пришёл к такой мысли во время своих раздумий. Я хранил молчание, боясь расстроить младших. Да будет так…

Это нелепое напыщенное «Да будет так…» повисло в воздухе, смертоносное, как грохот перед камнепадом.